В середине апреля того же года мы встретились с Плантаром в Париже. Как обычно, он явился на встречу не один, а в сопровождении свиты, состоявшей из Луи Вазара и двух журналистов — Жан-Пьера Делу и Жака Бретиньи, авторов известного труда «Ренн-ле-Шато: секретная глава в истории Франции». Вряд ли стоит говорить, что Жан-Люк Шомейль на этой ветре-че не присутствовал. Когда мы спросили о нем, Плантар и Вазар заметно растерялись, смутились и пробормотали нечто невразумительное. Тем не менее в разговоре имя Шомейля все же было упомянуто. Мы узнали, что Шомейль получил и, видимо, пытался продать за внушительную сумму документы, предположительно изданные Приоратом Сиона, хотя нам не объяснили, что это за документы и каким образом они могли попасть в руки Шомейля. И, добавил г. Плантар, в тот самый вечер, когда мы позвонили ему, чтобы договориться о личной встрече, ему позвонил некий неизвестный, утверждавший, что он — один из нас, хотя было слышно, что он намеренно изменил голос. Позвонивший заявил, что он только что прибыл в Париж, и попросил Плантара встретиться с нами вечером того же дня в отеле. Поскольку мы только что говорили с ним из Лондона, Плантар не поддался на эту уловку. Однако, будучи заинтригован, он послал на встречу в отель двоих своих представителей. Но не успели они туда прибыть, как там уже оказалась полиция, отреагировавшая на некий анонимный телефонный звонок. Кто-то позвонил в участок и сообщил, что в отеле заложена бомба.
Мы были заинтригованы этим эпизодом. Не было ли связи между ложным звонком Плантару и звонком о бомбе? А если да, то какую цель преследовал позвонивший? Плантар предположил, что кому-то понадобилось сфотографировать его в момент разоблачения обмана. Но чего можно было этим добиться? Если у этого эпизода не было других составляющих, о которых мы не знали, он выглядел совершенно бессмысленным — этакая детская шалость, не причинившая никому вреда, а лишь одно беспокойство.
На нашей встрече в апреле 1982 г. Плантар выказал противоречивое отношение к нашей книге. В целом он поддержал ее и предложил внести некоторые исправления в ее французское издание. В то же время он не опроверг и не подтвердил наш вывод о том, что Меровинги и их потомство являются потомками Иисуса. По его словам, это заявление не подтверждается никакими свидетельствами. Все это было слишком давно и безвозвратно кануло в прошлое. Никаких достоверных генеалогий не сохранилось. К тому же у Иисуса были братья. Тем не менее он признал, что Меровинги имели иудейские корни и были потомками царского дома Давида.
Плантар также отверг наши утверждения о причастности Приората Сиона к современной политике. Приорат Сиона, заявил он, не имеет политических амбиций.
— Но разве он не проявлял подобные амбиции в прошлом? — спросили мы.
— В прошлом — да, — признал Плантар, — но не в наши дни. Сегодня Приорат Сиона преследует чисто философско-просветительские цели.
— Что же это означает? — поинтересовались мы. — Политика определяется философией или, наоборот, философия — политикой?
— Разумеется, политика определяется философией, — с иронической усмешкой заявил Плантар.
В нашей беседе можно выделить и два других фрагмента. Так, Плантар почти вскользь упомянул о том, что в годы войны эмиссары Генриха Гиммлера предлагали ему титул герцога Бретани, если он заключит сепаратный союз с Третьим рейхом. Однако Плантар отклонил это предложение. Вместо этого он, как мы знаем, выпустил курьезное издание под названием «Vaincre», которое получило название «Журнал Сопротивления», после чего он, по его словам, был арестован и подвергнут пыткам в гестапо. Но даже если допустить, что это правда, с какой стати ему предлагался титул герцога Бретани? Это утверждение на первый взгляд представляется абсурдным. Однако оно не совсем невероятно. Известно, что элита СС намеревалась создать вассальное государство, центром которого должно было стать средневековое герцогство Бургундское. Это государство должно было быть основано на номинальной рыцарской и феодальной иерархии и разделено на более мелкие вассальные владения в соответствии со старинными политическими границами и традиционным регионализмом. Остатки Франции должны были именоваться Галлией, а герцогство Бретань, видимо, занимало свое место в геополитических картах СС. Но почему титул герцога предлагался именно Плантару — это совсем другой вопрос.
Другой аспект, затронутый нами в разговоре с Плантаром в апреле 1982 г., представляется еще более запутанным. В беседе Плантар несколько раз упоминал о несвоевременности выхода нашей книги. По его мнению, книга вышла «не вовремя». Как нам было сказано, мы поторопились с ее изданием. «Момент, — трижды повторил в беседе Плантар, — был выбран неудачно». В этих рассуждениях слышалась горькая обида, как будто мы обязаны согласовывать свои планы с деятельностью приоров Сиона. Тем не менее, заключил Плантар, пытаясь обратить во благо сложившуюся ситуацию, наш труд будет весьма полезен, «когда придет его время».
— Когда же оно придет? — поинтересовались мы. На это мы не услышали конкретного ответа, а одни только общие фразы. Однако в ряде других бесед, например, во время телефонных разговоров с Плантаром и другими, нам не раз намекали, что в планах Приората Братства Сиона критическое значение имеет 1984 г. Нам посоветовали особо пристально следить за событиями во Франции в 1984 г. Однако никаких сколько-нибудь существенных акций со стороны Приората Братства Сиона не последовало. По крайней мере, в сфере публичной политики 1984 г. прошел вполне спокойно. Однако в сфере внутренней жизни Приората Сиона 1984 г. стал годом серьезного конфликта.
18
БРИТАНСКИЕ КОНТАКТЫ
Исследования, кульминацией которых стал выход в свет книги «Святая Кровь и Святой Грааль», начались с попытки разгадать некую тайну, издавна связанную с деревушкой Ренн-ле-Шато, находящейся на юге Франции, у подножья Пиренеев. Именно там в 1891 г. приходский священник Беранже Соньер обнаружил целую коллекцию старинных пергаментов. Видимо, в результате этой находки он вскоре сделался сказочно богат, имея возможность свободно распоряжаться и тратить огромные суммы денег. На первый взгляд, резонно предположить — как поступили и мы, и другие авторы, затрагивавшие ту же тему, — что эти пергаменты навели Соньера на след несметных сокровищ. Действительно, есть основания считать, что Соньер, возможно, нашел сокровища Иерусалимского Храма, которые были захвачены римлянами в 70 г. н. э. и доставлены в Рим, где и хранились вплоть до разграбления Рима вестготами в 410 г. н. э., которые перенесли их в окрестности Ренн-ле-Шато.
Когда же мы более пристально занялись изучением этой темы, нам стало очевидно, что даже если Соньер действительно нашел некие сокровища, главным его открытием стала тайна — тайна, которая, как мы уже говорили, вышла на свет в глухой провинциальной деревушке и в ретроспективе повлияла на всю культуру Запада за последние два тысячелетия его истории.
В то же время оставался без ответа целый ряд интригующих вопросов. Некоторые из них имели прямое отношение к перга-ментам, найденным Соньером. Судя по всем версиям этой истории, которые нам доводилось слышать или читать как в официальных документах Приората Братства Сиона, так и во внутренних материалах ордена, Соньер нашел четыре пергамента. Три из них описаны достаточно подробно. Они часто цитируются как (1) генеалогия, датированная 1244 г., на которой стоит печать королевы Бланки Кастильской, матери короля Людовика IX. Эта генеалогия подтверждает существование потомков династии Меровингов; (2) продолжение генеалогии, охватывающее период с 1244 по 1644 г. На нем стоит дата «1644 г.», написанная рукой Франсуа-Пьера д’Отпуля, тогдашнего владельца Ренн-ле-Шато; и (3) так называемое «Завещание» Анри д’Отпуля, датированное 1695 г., содержание которого, как утверждают, представляет собой «государственную тайну» и потому никогда не предавалось огласке. Трудно понять, почему этим документам придается столь важное значение. Быть может, на обороте пергаментов были записаны какие-то другие сведения? Или же они содержат эксклюзивный материал помимо двух генеалогий и «завещания»?
