— Баджи, по-моему... — потрясенно пробормотала она. — По-моему...
Она вложила письмо обратно в его оцепеневшую лапу. Под тяжестью бумажного листка Баджирон начал медленно заваливаться на спину. Даниэлла посмотрела на него и тоже упала в обморок.
Часы пробили шестнадцать раз, после чего в кухне воцарилась тишина.
Глава 11
В пяти килолапах к западу от Прыг-Вбока (Монтана), на открытом нагорье раскинулся просторный дом — к востоку от горного кряжа, к югу от речки. А вокруг со всех сторон плавно вздымались и опадали невысокие холмы, переливающиеся всеми красками летних трав, словно искристое мелководье под солнцем.
— Кто бы мог подумать, — спрашивали они друг друга, — что уединение — это так прекрасно?
Благодаря издательскому авансу и большим надеждам на успех «Колибри Стайка» чета хорьков смогла переехать из тесной квартирки в края, где юный Баджи провел самое удивительное в своей жизни лето.
Здесь, под величавой сенью гор и в шелестящем море трав, писатель Хорек Баджирон намеревался начать новую жизнь с Даниэллой и наконец-то завершить свой эпический роман. В этом убежище он надежно защищен от всяких стрессов, и ничто не помешает ему в конце концов отыскать и обуздать норовистую музу.
В ясные дни с веранды виднелись далеко в низине ворота их усадьбы. За те несколько месяцев, что Баджирон и Даниэлла прожили здесь, покоя их ни разу не нарушил шум машин, и ни единого зверя не попалось им на глаза, не считая их доброго друга хорьскаута Слима, по утрам проезжавшего мимо на карликовом коньке.
Соседями их были теперь только шепоты солнечного света днем и лунного — ночью, да еще — шорох тополей на ветру. Толстым, пушистым, теплым шарфом их окутывала безмятежность.
Дни этого драгоценного покоя они заполняли мирными беседами и долгими прогулками. Баджирон учил Даниэллу заботиться о лошадках, которых звали Пылька и Везунчик, учил взнуздывать и седлать их. Даниэлла полюбила такую жизнь, и почти каждое утро они с Баджироном ездили верхом.
Но, несмотря на все перемены и нежданно обретенный комфорт, они не забывали и о том, чему когда-то научили их родители и воспитатели: чем больше мы получаем подарков, тем больше должны отдавать в дар другим существам.
Книга его стала бестселлером и заняла высокое место в рейтинге книг для щенков. Но пять вечеров в неделю Хорек Баджирон исправно проводил в кабинете на втором этаже, который оборудовал специально для работы над своим эпическим романом. Перо и керосиновую лампу он теперь не убирал: они всегда оставались на столе.
Каким прекрасным подарком всему миру хорьков станет его роман, если он все-таки сумеет его закончить!
Но муза не появлялась. Баджирону никак не удавалось привлечь ее к самому важному делу своей жизни.
Хуже того, со временем он обнаружил, что его преследует какая-то зловредная антимуза, беспрестанно нашептывающая ему, какое он ничтожество, как плохо он пишет и до чего же глупо надеяться, что книга его когда-нибудь сможет почтить своим присутствием полки библиотек или хотя бы тумбочки интеллектуалов, образованных и утонченных обладателей изысканного вкуса, что обитали в покинутом им большом городе.
Теперь в его кабинете мерцал широким экраном новенький компьютер. В нем Баджирон хранил прозу жизни: деловую переписку, интервью, копию рассказа о Стайке, письма родным и друзьям.
С этого компьютера Баджи послал издателю краткий отказ на просьбу написать продолжение книги о Стайке. «Я счастлив, что мой колибри принес нам с вами такой успех. Но в настоящее время я работаю над серьезным историческим романом, который непременно представлю на ваше рассмотрение, когда он будет окончен».
После этого он пошел на кухню, положил на тарелку сельдерея и арахисового масла и аккуратно окружил их кольцом виноградин, а затем неторопливым шагом направился на веранду. Даниэлла сидела за устройством, которое до недавних пор было пишущей машинкой ее супруга.
— Привет, дорогой, — рассеянно бросила она при виде мужа, тихонько усевшегося в соседнее кресло.
Клавиши размеренно поднимались и опускались под ее лапами, молоточки размеренно щелкали, припечатывая ленту к бумаге. Баджирон заглянул ей в глаза.
Он знал, что она сейчас видит. Она смотрит не на бумагу и даже не на слова, а куда-то сквозь них, в иной, нездешний мир. Сцены движутся, преображаясь с каждым мгновением, крупные планы сменяются общими, актеры произносят свои реплики, а Даниэлла лишь описывает шаг за шагом драму, которую они разыгрывают сейчас для нее одной.
Баджирон долго смотрел на нее, не шевелясь.
«До чего же все иначе, — размышлял он, — когда пишешь просто для забавы!»
Время от времени повествование принимало неожиданный оборот, и тогда мордочка Даниэллы озарялась мимолетной улыбкой удивления.
В данный момент Даниэлла наблюдала за тем, как злодейка Вероника принимает, трепеща ресницами, обручальное ожерелье из лап хорька, выйти замуж за которого у нее не было ни малейших намерений.
«Гуннар, как это мило! Какой ты добрый! Бедная маленькая куничка такого не заслуживает!»
Он молча обвил ожерельем ее шею. На густом черном меху бриллианты заиграли еще ярче.
Вероника повернулась и одарила его лучезарной улыбкой:
«Тебе нравится, дорогой?»
Но ответить он не успел: Вероника выплеснула на него ведерко ледяной воды и весело рассмеялась над собственной шалостью.
Даниэлла перевела дух и рассмеялась. Лапы ее продолжали стучать по клавишам в том же уверенном ритме.
Баджирон беззвучно поднялся, оставив тарелку с лакомствами на маленьком столике — так, чтобы Даниэлла смогла дотянуться до нее, не вставая.
Она повернулась к нему, но взгляд ее так и не оторвался от сцены, разворачивающейся где-то в глубинах белого листа.
— Я тебя люблю, Баджи... — донесся до него ее голос из иного, нездешнего мира.
Глава 12
Она вошла на кухню, сжимая в лапе кораллово-красный бумажный лист. Баджирон как раз вешал полку над окном, но, увидев, что Даниэлла молча протягивает ему бумагу, отложил скобу и молоток.
— Так-так, что-то знакомое, — пробормотал он, но бумагу не взял. — Дай-ка попробую угадать...
Он взглянул в ее печальные глаза, блестевшие от невыплаканных слез, и нежно привлек к себе, пытаясь утешить. Даниэлла прижалась к его груди и разрыдалась. А Баджирон бойко процитировал по памяти:
— Дорогой Писатель! Благодарим вас за работу, представленную нам на рассмотрение. К сожалению, ваша рукопись не вполне соответствует текущим потребностям нашего издательства. Искренне ваши, Редакторский коллектив.
