— Если уж мэтр Дегре оказал мне огромную честь и обратился ко мне за помощью, значит, этот юноша понял, что, несмотря на все его замечательные дипломы, которые он заслужил своим умом, ему необходим человек, досконально разбирающийся во всех тонкостях судейской процедуры. И этот человек — я, госпожа.
Он закрыл глаза, сглотнул слюну и устремил взгляд на пылинки, кружащиеся в луче солнца. Анжелика была немного растеряна.
— Так разве вам не сказали, что процесс уже подготовлен?
— Не так скоро, уважаемая госпожа. Я только сказал, что работаю над подготовкой упомянутого выше процесса и…
Он не закончил, так как вошли адвокат Дегре и Раймон.
— Что за птицу вы мне подослали? — шепнула Анжелика Дегре.
— Не бойтесь, это безобидный жучок, у которого вся жизнь в писанине, но в своем деле он — маленький бог.
— Но, судя по его словам, он собирается гноить моего мужа в тюрьме лет двадцать.
— Господин Клопо, у вас слишком длинный язык и вы вывели из себя госпожу де Пейрак, — сказал адвокат.
Коротышка весь сжался и, словно таракан, забился в угол.
Анжелика чуть не расхохоталась.
— Вы слишком суровы с вашим бумажным божком.
— Он меня боится, и это единственное мое преимущество перед ним. Ведь он во сто раз богаче меня. А теперь сядем и обсудим наши дела.
— Есть решение относительно процесса?
— Да.
Анжелика посмотрела на Раимона, затем на адвоката, чувствуя, что они чего-то недоговаривают.
— Само появление господина Клопо уже должно было подсказать тебе, — проговорил наконец Раймон, — что нам не удалось добиться, чтобы твой муж предстал перед церковным судом.
— Как же так?.. Ведь его обвиняют в колдовстве…
— Мы приводили все доводы, пустили в ход все связи, можешь мне поверить. Но мне кажется, король хочет доказать, что он еще более ревностный католик, чем папа. А вообще-то, по мере того как кардинал Мазарини приближается к могиле, наш юный монарх все больше прибирает к рукам государственные дела, включая и дела церкви. Разве не об этом свидетельствует тот факт, что епископов теперь назначают по выбору короля, а не церковных властей? Одним словом, мы ничего не смогли добиться, кроме решения начать гражданский процесс.
— Это все же лучше, чем просто обвинение, ведь правда? — спросила Анжелика, ища в глазах Дегре поддержку. Но лицо адвоката не выражало ничего.
— Всегда лучше знать, какая судьба тебя ожидает, чем долгие годы пребывать в неведении, — сказал он.
— Не будем растравлять свои раны этой неудачей, — снова заговорил Раймон.
— Сейчас нам надо обдумать, как можем мы повлиять на ход процесса. Король сам назначит судей. Наша задача — дать ему понять, что он должен проявить беспристрастие и справедливость. Влиять на совесть короля — дело щекотливое…
Эти слова напомнили Анжелике фразу, сказанную некогда маркизом дю Плесси о господине Венсане де Поле: «Венсан де Поль — совесть королевства».
— О! — воскликнула она. — Как же мы не подумали об атом раньше! Господин Венсан де Поль — вот кто мог бы поговорить с королевой или королем о Жоффрее, и я уверена, он бы их переубедил.
— Увы! Господин Венсан де Поль месяц назад скончался в своем доме в Сен-Лазаре.
— Боже мой! — вздохнула Анжелика, и от огорчения глаза ее наполнились слезами. — О, почему мы не вспомнили о нем, когда он был жив! Он сумел бы их убедить! Он бы настоял на церковном суде!
— Неужели ты думаешь, что мы не пустили в ход все средства, чтобы добиться этого? — довольно резко спросил иезуит.
Глаза Анжелики блестели.
— Да, конечно, — прошептала она. — Но господин Венсан де Поль — святой.
Наступило молчание. Его нарушил отец де Сансе.
— Ты права, — со вздохом сказал он. — Только святой способен сломить гордыню короля. Даже самые приближенные к нему люди плохо знают истинную душу этого юноши, у которого под внешней сдержанностью кроется неудержимая жажда власти. О, я не сомневаюсь, он будет великим королем, но…
Он осекся, решив, по-видимому, что рассуждать на подобные темы опасно.
— Мы узнали, — заговорил он после паузы, — что несколько ученых, живущих в Риме, причем двое из них входят в нашу конгрегацию, обеспокоены арестом графа Жоффрея де Пейрака, и они протестовали, но пока что тайно, поскольку сам арест графа до сих пор тоже держали в .секрете. Можно было бы, заручившись их свидетельствами, обратиться к папе с просьбой направить послание королю. Если августейший голос папы укажет королю, какую ответственность он берет на себя, и попросит с вниманием отнестись к делу человека, обвинение которого в колдовстве величайшие умы считают необоснованным, король может изменить свое решение.
— И ты думаешь, такое послание удастся получить? — недоверчиво спросила Анжелика. — Церковь не любит ученых.
— Мне кажется, что не женщине твоего образа жизни судить об ошибках и заблуждениях церкви, — мягко ответил Раймон.
Анжелику не обманул его ласковый тон. Она ничего не ответила.
— Мне кажется, что сегодня между Раймоном и мной чувствовалась какая-то отчужденность, — сказала она адвокату немного погодя, провожая его до потерны. — Почему он заговорил о моем образе жизни? По-моему, я веду не менее примерную жизнь, чем вдова палача, у которой я квартирую.
Дегре улыбнулся.
— Подозреваю, что ваш брат уже получил кое-какие из тех листков, что сегодня с утра ходят по Парижу. Клод Ле Пти, знаменитый поэт с Нового моста, который вот уже шесть лет как портит аппетит многим вельможам, прослышал о процессе над вашим мужем и пустил в ход свое ядовитое перо.
— Что же он мог написать? Вы читали его памфлеты?
Адвокат знаком подозвал к себе идущего сзади Клопо и, взяв плюшевый мешок, который тот нес, достал оттуда пачку неряшливо отпечатанных листков.
Это были песенки, написанные остро и легко, но чувствовалось, что автор нарочно подбирал самые вульгарные слова, самую гнусную брань, называя заключенного в Бастилию Жоффрея де Пейрака «Великим хромым, Косматым, Прославленным рогоносцем из Лангедока»…
Всласть поиздевавшись над внешностью графа, он заканчивал один из своих пасквилей такими строками:
А красавица графиня де Пейрак Молит бога, чтобы этот граф-дурак Там остался заточенным до конца, А она б любила в Лувре подлеца.
Анжелике казалось, что она зальется краской стыда, но она, напротив, побледнела как смерть.
— Ах проклятый грязный стихоплет! — вскричала она, бросая листки в грязь.
— Впрочем, нет, грязный — это для него даже слишком хорошо!
— Тише, сударыня, не надо так браниться, — остановил ее Дегре, делая вид, будто возмущен, а клерк перекрестился. — Господин Клопо, будьте любезны, подберите эту мерзость и спрячьте в мешок.
