— Значит, вы признаете, что изготовляли такие яды, как железный купорос и серная кислота?
— Совершенно верно. Но для того, чтобы этот факт считался преступлением, нужно доказать, что с их помощью я кого-то отравил.
— Пока удовольствуемся тем, что вы не отрицаете, что изготовляли при помощи алхимии ядовитые вещества. Преследуемую вами цель мы уточним позже.
Массно склонился над пухлым досье, которое лежало перед ним, и принялся листать его. При мысли, что сейчас он огласит какое-нибудь обвинение в отравлении, Анжелика задрожала. Она помнила, что Дегре говорил ей о некоем Бурье, которого назначили на этот процесс судьей именно потому, что он известен как большой мастер в подделке всяких бумаг, и ему-то поручили подтасовку некоторых документов досье. А ведь судьи занимались и расследованием, и проверкой фактов, и наложением ареста на имущество, и предварительными допросами, и следствием.
Анжелика привстала, пытаясь узнать среди судей этого Бурье.
Массно продолжал листать дело. Наконец, откашлявшись, он поднял голову, словно решился на что-то.
Первые слова он пробормотал невнятно, но затем голос его окреп, и он продолжал уже более отчетливо:
— …Чтобы доказать, если это понадобится, насколько справедливо правосудие короля, насколько оно оградило себя от всякой предвзятости, я, прежде чем продолжать перечень пунктов обвинения, которые находятся у каждого из королевских судей перед глазами, должен со всей ответственностью заявить, насколько наше предварительное следствие было затруднено различными непредвиденными препятствиями…
— И заступничеством за богатого и знатного подсудимого! — раздался в зале чей-то насмешливый голос.
Анжелика думала, что нарушителя порядка тотчас же схватят, но, к своему великому удивлению, увидела лишь, как стоявший неподалеку судебный пристав многозначительно подтолкнул своего товарища.
«Наверно, в зале сидят люди, подкупленные полицией, чтобы они провоцировали враждебность по отношению к Жоффрею», — подумала Анжелика.
А председательствующий Массно продолжал, словно он ничего не слышал:
— …Итак, чтобы доказать всем, что королевский суд не только беспристрастен, но и великодушен, я должен публично заявить здесь, что многие документы, которые поступили из различных источников в ходе длительного следствия, я после глубоких размышлений и споров с самим собой счел возможным изъять из обвинительного досье.
Он остановился, чтобы перевести дух, и продолжал более глухим голосом:
— …Мною было отведено ровно тридцать четыре документа, как вызывающих сомнение, так и явно подделанных из личной мести к подсудимому.
Это заявление вызвало бурную реакцию не только в зале, но и среди судей, которые никак не ожидали от председателя суда такого мужества и проявления доброжелательности к подсудимому. Один из судей, маленький невзрачный человек с крючковатым носом, не выдержал и крикнул:
— Достоинство суда и тем более его авторитет будут подорваны, если сам председатель считает возможным отказать судьям в том, чтобы они самолично оценили ряд документов обвинения, которые, может быть, являются наиболее красноречивыми…
— Господин Бурье, как председатель суда, я призываю вас к порядку и предлагаю вам либо заявить о том, что вы слагаете с себя полномочия судьи, либо дать нам возможность продолжить заседание.
Поднялся невообразимый шум.
— Председатель подкуплен обвиняемым! Мы знаем, что такое тулузское золото! — вопил все тот же злобный голос.
Клерк с сальными волосами, сидевший перед Анжеликой, подлил масла в огонь:
— В кои веки решились посадить на скамью подсудимых дворянина и богача…
— Господа, я прерываю заседание и, если вы не прекратите беспорядок, потребую освободить зал, — с трудом перекричав всех, объявил Массно.
Возмущенный, он надел на свой парик шапочку и удалился в сопровождении всех судей.
Анжелика подумала, что все эти важные сановники напоминают марионеток, которые на минутку выскакивают на сцену и тут же исчезают. Ах, если бы они совсем не вернулись!
Зал постепенно успокаивался, публика старалась сдержать страсти, чтобы судьи снова заняли свои места и в тишине продолжили бы спектакль. Когда послышался стук алебард о плиты пола — это шли швейцарские гвардейцы, — все встали: за гвардейцами шествовали судьи.
Среди молитвенной тишины Массно снова занял свое место.
— Господа, инцидент исчерпан. Документы, которые я счел подозрительными, приобщены к делу, и судьи при желании могут ознакомиться с ними. Я пометил их красным крестиком, и, таким образом, каждый из судебных заседателей получит возможность составить собственное мнение о решении, которое я принял единолично.
— Эти документы главным образом содержат в себе обвинения в оскорблении священного писания, — заявил Бурье, не скрывая своего удовлетворения. — В частности, там идет речь о создании с помощью алхимии пигмеев и других существ дьявольского происхождения.
Толпа в восторге затопала ногами.
— А нам покажут их в числе вещественных доказательств? — крикнул кто-то.
Нарушитель был немедленно выведен гвардейцами из зала, и заседание возобновилось.
Затем поднялся адвокат Дегре.
— Как адвокат подсудимого, я не возражаю, чтобы все обвинительные документы были представлены на суде, — заявил он.
Председательствующий Массно продолжил допрос.
— Итак, чтобы покончить с вопросом о ядах, которые, по вашему признанию, подсудимый, вы изготовляли, ответьте нам: как же получилось, что вы, изготовляя их вовсе не с целью кого-то отравить, сами публично похвалялись, будто принимаете их ежедневно, чтобы «избежать опасности быть отравленным»?
— Все это чистая правда, я и сейчас не отрекаюсь от своих слов; я утверждаю, что меня нельзя отравить ни купоросом, ни мышьяком, так как я слишком много принял их и, если кто-нибудь вздумал бы с их помощью отправить меня на тот свет, они не вызвали бы у меня даже легкого недомогания.
— Значит, вы и сейчас продолжаете утверждать, будто невосприимчивы к ядам?
— Если это удовлетворит королевский суд, то я, как верный подданный, согласен проглотить на ваших глазах любое из этих зелий.
— Следовательно, тем самым вы признаете, что обладаете тайной заговора против всех ядов?
— Это не заговор, а наука о противоядиях. И уж если на то пошло, то на самом деле в колдовство и заговоры верят те, кто употребляет жабий камень и иные нелепые снадобья, а это, я думаю, господа, делают почти все сидящие в зале, считая, что тем самым они спасают себя от яда.
— Подсудимый, вы усугубляете свою вину, глумясь и издеваясь над обычаями, достойными уважения. Однако в интересах правосудия, которое требует полной ясности, я не буду останавливаться на этих деталях. Я лишь подчеркну, если вы не возражаете, что вы признаете себя знатоком ядов.
