С этими словами Марго набросила на плечи своей госпожи длинную накидку с капюшоном и протянула ей черную бархатную маску.
— Наденьте ее, — прошептала она. — Чтобы вас не узнали. Иначе юные любители кошачьих концертов — с них станется! — будут бежать за вами до самого дома и омрачат вашу брачную ночь своими воплями под аккомпанемент кастрюль.
Горничная прыснула в кулак.
— Так уж в Тулузе повелось, — продолжала она. — Если новобрачные не сумеют тайком сбежать, им приходится или откупаться дорогой ценой, или же слушать дьявольский концерт. Его преосвященство и городская стража никак не могут покончить с этим обычаем… Поэтому вам лучше всего покинуть город.
Марго втолкнула Анжелику в портшез, и два могучих лакея тотчас же подняли его на плечи. Из темноты ночи появились несколько всадников — эскорт Анжелики. Миновав лабиринт улочек, маленький кортеж выбрался за пределы города.
Домик был скромный, окруженный садом, который спускался к самой реке. Когда Анжелика вышла из портшеза, ее поразила тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков.
Маргарита, ехавшая на лошади за спиной одного из всадников, спешилась и провела новобрачную в пустынный дом.
По тому, как блестели глаза горничной, как она улыбалась, видно было, что вся эта таинственность на пути к любви доставляет ей наслаждение.
Анжелика оказалась в комнате с выложенным мозаикой полом. Около алькова горел ночник, хотя в нем не было необходимости, потому что лунный свет проникал в самую глубину спальни, отчего обшитые кружевами простыни на огромной кровати напоминали снежно-белую пену.
Маргарита в последний раз внимательно оглядела Анжелику и достала из своей сумки флакончик с ароматической водой, чтобы протереть ей кожу, но Анжелика нетерпеливо отмахнулась от нее.
— Оставьте меня в покое.
— Но, госпожа, сейчас придет ваш муж, и нужно…
— Ничего не нужно. Оставьте меня.
— Слушаю, госпожа.
Горничная сделала реверанс.
— Желаю госпоже сладкой ночи.
— Оставьте меня в покое! — в третий раз в гневе крикнула Анжелика.
Горничная ушла. Теперь Анжелика была зла уже на себя за то, что не сумела скрыть свое раздражение перед служанкой. Но она чувствовала неприязнь к этой долговязой Маргарите. Уверенные, ловкие движения горничной вызывали у нее робость, а насмешливый огонек в ее черных глазах просто пугал.
Анжелика долго сидела неподвижно, и вдруг мертвая тишина, царившая в спальне, показалась ей нестерпимой.
Страх, который было усыпили общее возбуждение и оживленная беседа за столом снова пробудился в ней. Она стиснула зубы.
«Я не боюсь, — сказала она себе почти в полный голос. — Я знаю, что мне делать. Лучше я умру, но он до меня не дотронется!»
Она подошла к застекленной двери, выходившей на балкон. Только в замке дю Плесси Анжелика видела такие изящные балконы, которые ввели в моду архитекторы эпохи Возрождения.
Обитая зеленым бархатом кушетка так и манила присесть и полюбоваться великолепным пейзажем. Тулузу отсюда не было видно, ее скрывала излучина реки. Взгляд охватывал лишь сады, блестящую гладь воды да вдали — поля кукурузы и виноградники.
Анжелика села на край кушетки и прижалась лбом к балюстраде. От булавок с брильянтами и ниток жемчуга, обвивавших ее волосы, уложенные в затейливую прическу, у нее разболелась голова. Она принялась освобождаться от них, но это оказалось далеко не простым делом.
«Долговязая дура могла бы хоть причесать меня на ночь и раздеть, — подумала она. — Или она воображает, что этим займется мой муж?»
Анжелика грустно усмехнулась.
«Сестра Анна, — думала Анжелика, — не упустила бы случая прочитать мне небольшую проповедь о том, что всем желаниям мужа нужно подчиняться с покорностью. Когда она произносила это слово-„всем“, ее глаза навыкате вращались, словно шары, и мы давились от смеха, прекрасно понимая, о чем она думает. Но мне покорность претит. Молин был прав, сказав, что я не соглашусь на то, смысла чего не понимаю. Да, я согласилась, чтобы спасти Монтелу. Что же еще от меня требуется? Рудник Аржантьер принадлежит графу де Пейраку. Теперь они с Молином могут продолжать свою торговлю, а отец — разводить мулов, чтобы перевозить на них испанское золото… Если бы я умерла сейчас, выбросившись с этого балкона, ничего не изменилось бы. Каждый получил то, чего добивался…»
Ей наконец удалось распустить прическу. Волосы рассыпались по ее обнаженным плечам, и она тряхнула ими, как некогда в детстве, непокорным движением маленькой дикарки.
И тут ей почудился какой-то шорох. Она обернулась и с трудом удержала крик ужаса. Прислонясь к косяку балконной двери, на нее смотрел хромой граф. ***
Он сменил свой красный костюм на черные бархатные штаны и очень короткий камзол из той же материи, открывавший в талии и на рукавах батистовую рубашку.
Своей неровной походкой он подошел к Анжелике и отвесил глубокий поклон:
— Вы разрешите мне сесть рядом с вами, сударыня? Анжелика молча кивнула. Он сел, положил локоть на каменную балюстраду и с беспечным видом устремил свой взор в пространство.
— Несколько веков назад, — проговорил он, — под этими же самыми звездами дамы и трубадуры поднимались на галереи крепостных стен, окружавших замки, и там беседовали о любви. Сударыня, вы слышали о трубадурах Лангедока?
Анжелика не ожидала такого разговора. Она вся была внутренне напряжена, приготовившись к защите, и теперь с трудом пробормотала:
— Да, кажется… Так некогда называли поэтов.
— Поэтов любви. Провансальский язык! Сладостный язык! Как он отличается от грубого говора северян! В Аквитании учили искусству любви, потому что, как сказал Овидий задолго до трубадуров: «Любовь — искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, познав его законы». А вы, сударыня, уже проявляли интерес к этому искусству?
Она не знала, что ответить: ее ум был достаточно тонок, чтобы уловить в его голосе легкую иронию. Вопрос был поставлен так, что и «да», и «нет» прозвучали бы в равной степени нелепо. Она не была приучена к светской болтовне. Оглушенная столькими событиями, она утратила свою обычную находчивость и, отвернувшись от своего собеседника, устремила невидящий взгляд на спящую долину.
Она почувствовала, что он придвинулся к ней, но не шелохнулась.
— Взгляните вон туда, в сад, — начал он снова, — на этот маленький зеленый водоем, в котором утонула луна, словно жабий камень в рюмке с анисовым ликером… У этой воды цвет ваших глаз, моя душенька. Во всем мире я ни разу не встретил таких необычных, таких пленительных глаз. А розы, которые гирляндами обвивают наш балкон! Они такого же цвета, как ваши губки. Нет, я и в самом деле никогда не встречал таких розовых губок… и так плотно сжатых…, а вот сладкие ли они…, сейчас я узнаю…
