Ни кардинал, ни представитель Испании не спешили, ибо никто не хотел прибыть первым и тем самым унизить себя ожиданием. В конце концов оба — и итальянец и испанец, — топчась буквально на каждом метре, совершили чудо этикета и прибыли на берег Бидассоа в один и тот же день и в один и тот же час. Некоторое время они пребывали в нерешительности. Кто первым спустит лодку на воду, чтобы отплыть на маленький Фазаний остров посредине реки, где должна состояться встреча? Наконец оба нашли выход, который удовлетворил их гордость. И кардинал и дон Луис де Аро одновременно объявили себя больными. Уловка оказалась неудачной, так как причины были слишком уж сходны, но тем не менее, чтобы все выглядело благопристойно, пришлось ждать, пока «больные» поправятся, но никто не желал «выздоравливать» первым.
Вся Европа сгорала от нетерпения. Будет ли заключен мир? Состоится ли свадьба? Каждая деталь страстно обсуждалась.
В Тулузе Анжелика следила за всем этим без особого интереса. Она была поглощена радостным событием в своей жизни, которое представлялось ей гораздо более важным, чем свадьба короля.
День ото дня они жили с мужем все в большем согласии, и Анжелика начала страстно мечтать о ребенке. Ей казалось, что только материнство сделает ее настоящей женой Жоффрея. Тщетно он без конца уверял ее, что никогда ни одну женщину до нее не любил настолько сильно, чтобы познакомить ее со своей лабораторией и беседовать с ней о математике; она относилась к его словам недоверчиво и, мало того, еще начинала ревновать его к прошлому. Он смеялся над ее ревностью, но в глубине души был от этого в восторге.
Она поняла, насколько чувствительным был этот дерзкий человек, какое мужество он проявлял, чтобы преодолеть свое несчастье. Она восхищалась мужем, одержанной им победой. Ей казалось, что будь он красив и неуязвим, она не любила бы его так страстно. И ей хотелось подарить ему ребенка. Но шло время, и Анжелика уже начала опасаться, что она бесплодна.
Наконец, в начале зимы 1658 года, она поняла, что беременна, и от счастья заплакала.
Жоффрей не скрывал своей радости, своей гордости. В ту зиму, когда все лихорадочно готовились к королевской свадьбе — хотя еще ничего не было решено, — на которой знатные сеньоры Лангедока надеялись быть в числе приглашенных, в Отеле Веселой Науки жизнь текла спокойно. Граф де Пейрак целиком посвятил себя работе и жене, прекратив шумные приемы, которые давал в своем замке. Кроме того, ничего не сказав Анжелике, он воспользовался отсутствием архиепископа, чтобы усилить свое влияние на жизнь тулузского общества, что с одобрением встретили некоторые капитулы и часть именитых горожан.
Незадолго до родов Анжелика переехала в маленький замок графа в Беарне, у подножия Пиренеев, где воздух был лучше, чем в Тулузе.
Будущие родители, естественно, долго обсуждали, какое имя они дадут своему сыну, наследнику графов Тулузских. Жоффрей хотел назвать его Кантором, в честь знаменитого лангедокского трубадура Кантора де Мармоиа, но так как мальчик появился на свет в разгар празднеств по случаю присуждения поэтических премий Тулузской академии, то решили дать ему имя Флоримон.
Малыш родился смуглый, с густыми черными волосами. Вначале Анжелика испытывала смутную неприязнь к нему за причиненные ей страх и муки. Правда, акушерка утверждала, что для первых родов все обошлось очень хорошо, но Анжелика редко болела и не привыкла к физическим страданиям. Несколько долгих часов боль не отпускала ее, разливаясь по всему телу, и Анжелику охватило чувство возмущения. Она была одна со своими страданиями, ни любовь, ни дружба ничем не могли ей помочь, и неведомый еще ребенок уже властвовал над нею. Лица окружавших ее людей казались ей чужими.
Этот час словно предвосхитил то страшное одиночество, которое ей пришлось испытать в дальнейшем. Она еще не знала, что оно ждет ее, но все ее существо как бы ощутило его, и граф де Пейрак с беспокойством гадал, почему она сутки лежала бледная, молчаливая и лишь натянуто улыбалась.
Но вот как-то вечером — это было на третий день — Анжелика с любопытством склонилась над колыбелью, где спал сын, и увидела такие же точеные черты, как у Жоффрея, если смотреть на него с той стороны, где лицо не изуродовано. Она представила себе, как жестокая сабля разрубает личико этого ангела, как беспомощное тельце выбрасывают через окно в Снег и на него падают горящие ветки.
Эта картина так ясно виделась ей, что она закричала от ужаса, схватила ребенка и судорожно прижала к себе. Груди у нее болели, наливались молоком, и акушерка туго забинтовала их. Знатные дамы не должны кормить своих детей. Молодая кормилица, крепкая и здоровая, увезет Флоримона в горы, где он проведет первые годы жизни.
Но когда вечером акушерка вошла в спальню роженицы, она всплеснула руками: Флоримон с наслаждением сосал грудь своей матери.
— Сударыня, это безумие! Как же теперь остановить молоко? У вас поднимется жар, грудь затвердеет!
— Я сама его выкормлю, — тоном, не терпящим возражений, сказала Анжелика.
— Я не желаю, чтобы его выбросили в окно!
Решение Анжелики скандализировало тулузское общество: знатная дама ведет себя, как простая крестьянка. В конце концов было все же решено поселить в доме графини де Пейрак кормилицу, чтобы она подкармливала Флоримона, у которого, кстати, был замечательный аппетит.
Как раз в те дни, когда вопрос о кормлении Флоримона обсуждался всеми, вплоть до капитула беарнской деревушки, прилегавшей к замку, приехал Бернар д'Андижос. Граф де Пейрак наконец сделал его своим камергером и послал в Париж, чтобы тот подготовил дом графа к приезду хозяина — Жоффрей де Пейрак намеревался вскорости посетить столицу.
Из Парижа д'Андижос направился прямо в Тулузу, чтобы представлять графа на празднествах «Цветочных игр».
В Беарне его не ждали. Он приехал очень возбужденный. Кинув поводья слуге, он, перепрыгивая через ступеньки, взлетел по лестнице и ворвался в спальню Анжелики. Она лежала в постели, а Жоффрей де Пейрак, сидя на подоконнике, вполголоса пел, подыгрывая себе на гитаре.
Не обращая внимания на эту семейную идиллию, д'Андижос, задыхась, крикнул:
— Король приезжает!
— Куда?
— К вам, в Отель Веселой Науки, в Тулузу!..
После этого он плюхнулся в кресло и вытер пот с лица.
— Спокойнее, — проговорил Жоффрей де Пейрак, поиграв еще на гитаре, чтобы дать отдышаться д'Андижосу, — не надо впадать в панику. Я слышал, что король с матерью и двор выехали из Парижа и направляются к кардиналу в Сен-Жан-де-Люз, так каким же образом они попадут в Тулузу?
— О, это целая история! Говорят, дон Луис де Аро и кардинал Мазарини так увлеклись этикетом, что до сих пор еще не приступили к обсуждению вопроса о свадьбе. Кстати, ходят слухи, что отношения обострились. Камнем преткновения стал принц Конде. Испания настаивает, чтобы его приняли во Франции с распростертыми объятиями и забыли бы не только предательство Фронды, но и то, что этот принц французской крови в течение нескольких лет был испанским генералом. Такую горькую пилюлю трудно проглотить. В этой обстановке приезд короля будет выглядеть нелепо. Мазарини посоветовал ему попутешествовать. И вот весь двор путешествует. Они отправились в Экс, где присутствие короля, несомненно, усмирит вспыхнувшее там восстание. И все они проедут через Тулузу. А вас нет! И архиепископа тоже нет! Капитулы сходят с ума!..
