– Я – Кудеяр, – сказал он людям. – Я взял ваш город хитростью, потому что Ромодановский напал хитростью на мой стан и увел женщин и детей. Коротояк отныне вольный город. Выбирайте себе заместо воеводы человека честного и доброго. А для богачей у меня другие слова. Пусть выберут они от себя трех самых знатных и немедля едут к Ромодановскому с моей грамотой. Если Ромодановский не вернет нам жен наших и детей, я перевешаю всех дворян и купцов, а крепость взорву. Для выбора посланцев даю один час.
3
Они стояли на городской стене, а над Коротояком стояла чуткая, как лошадь в ночном, полная луна.
Коротояк, собранный крепостной стеной на высоком холме, постреливая в небо золотыми куполами храма и легкими башенками крепости, был как сказочный орешек: раскрыли скорлупу, а в ней город.
Равнина, лежащая в ногах у Коротояка, вольно перекатывалась с гряды на гряду, а за рекою, за тихим, полным бесшумной темной водою Доном, в котором луна не разливалась серебряно, а стояла одиноко, как в колодце, за Доном-то и лежала кудрявая от рощ равнина.
Ночная птица, Бог знает откуда явившись, помахивая то ли крыльями, то ли безвольно растопыренными лапами, метнулась в темноту, и снова появилась в чистом небе, и снова канула. Анюта прижалась к Кудеяру.
– Ты испугалась птицы?
– А вдруг это не птица, а колдунья?
– А может быть, колдун?
– Не шути! Я и вправду теперь всего боюсь.
– Устала от похода?
– Нет, Кудеяр, я не устала. Все мои страхи оттого, что быть тебе отцом. Я воина тебе рожу!
И поднял Кудеяр Анюту на руки и качал ее на груди, как ребеночка.
– Воина родишь – хорошо. Но куда как лепо моему сердцу, если будет у нас маленькая Анюта. Хочу, чтоб на тебя она походила, как эти звезды меж собой. Пусть родится девочка! Я, Анюта, чувствую: быть на Руси великой смуте. Сколько падет отважных мужей. А женщины выживут. Они умеют выживать при всех бедах. Иначе не было бы уже россиян на земле. И пусть через годы наша Анюта родит мальчика. Тогда Русь будет заново строиться. И наш внук возьмется за топор и пилу. И пусть поработает он за себя, за отца и за грешного деда. Дед-то ведь метлой по земле прошелся.
– Как странно ты говоришь!
Анюта прижалась к Кудеяру и вскрикнула:
– Смотри!
Бесшумно, как ночная птица, как вещий сон, скакали по степи всадники. У Кудеяра рука легла на пистолет. Лицо напряглось, глаза стали узкими, как сталь кинжала.
И вдруг он рассмеялся.
– А ведь их тринадцать!
– Тринадцать? – с ужасом переспросила Анюта. – Чертова дюжина!
– Это Варвара со своим отрядом.
Стража на башне окликнула всадников. Пригрозила ударить из пушки. Всадники спешились.
– Нам нужен Кудеяр!
Стражи выругались, но Кудеяр по стене прошел на башню.
– Откройте ворота. Это свои.
4
Варвара обняла Анюту, а потом Кудеяра.
– Живы-здоровы, городом владеете. Молодцы! А теперь слушай, Кудеяр, радостную весть. Послезавтра под Коротояком будут татары, сам нураддин с десятью тысячами. Ромодановский идет бить тебя, а будет бит сам.
– Варвара, ты наш добрый вестник. Выбирай себе дом для постоя.
– Ну уж нет! – засмеялась Варвара. – Я птица вольная, в клетке сидеть не хочу. Вон она какая, степь! Попробуй сосчитай, сколько у нее сторон: то ли четыре, то ли девять, то ли сорок? Готовься, Кудеяр, к бою, а мне дай овса для лошадей.
Через час Варвара умчалась в степь. Кудеяр уже поднял своих советников и выборных от горожан.
С городской голью у Кудеяра было теперь пять сотен бойцов. Неумелых в военном искусстве, но охочих до свободы. А за свободу сражаться надо. Стрельцы из худых, человек пятьдесят, тоже перешли на сторону Кудеяра.
Приказал Кудеяр готовиться к осаде.
Глава 2
1
Носилась под стенами конница дворянского ополчения, стрельцы тащили лестницы, гремели барабаны и литавры, колыхались знамена. И все это с таким спокойствием, с такой уверенностью, будто через мгновение лестницы будут приставлены к стенам, стрельцы взбегут по ним, откроют ворота, и в город ворвется ленивая, но лютая на расправу конница дворян.
Крепость, ужаснувшись, молчала.
Так казалось Ромодановскому, но не Кудеяру.
Едва стрельцы приблизились на выстрел, как со стен грянул залп пушек и затинных пищалей.
Гром этот показался стрельцам неожиданным, и был он столь грозен, что сковырнулись, как ходули, лестницы. Завопили, моля о помощи, раненые, вдарились в бега живые, тряся знаменами.
Ромодановский, Собакин и Милославский собрали стрельцов и повели их опять, но уже с осторожностью. Вспомнили полководцы и о пушках. Было видно, как тащат кони к главным воротам огромную осадную пушку.
И вот, когда орудие подошло к месту, откуда можно бить и ломать ворота, эти самые ворота распахнулись, сорок всадников выскочили из крепости – и прямиком к осадному орудию. Сабли на головы пушкарям. Заряженную пушку развернули, подцепили и повезли в город.
В воротах пушка остановилась на миг, пальнула по дворянской коннице. И ворота затворились. Ромодановский даже глаза протер. Была пушка – и нет пушки. Ай да разбойнички!
А ворота опять растворились, и уж было заерзали царские полководцы в мягких седлах, ожидая невесть чего, но вышел из ворот всего один человек, и тот с белым флагом.
Это был стрелецкий пятидесятник. Он нес новое письмо от Кудеяра. Письмо было краткое:
«Боярин, с твоими нерасторопными конниками, бестолковыми пушкарями и боязливыми стрельцами города не взять. Мы его тебе вернем сами. Ты же должен вернуть наших жен и детей и дать нам возможность уйти вниз по Дону. Если всего, что просим, не выполнишь, завтра утром город будет взорван. То-то похвалит тебя государь за уничтожение важной для Русского государства крепости».
– Мы исполним их просьбу, – твердо сказал Ромодановский. – Потерять крепость на Белгородской черте перед появлением татар никак нельзя. Чтобы биться с нураддином, нам надо развязать руки. Проклятый разбойник! Мы его ловим, а он поймал нас.
2
Детей и женщин привезли на повозках под стены крепости.
Варвара ночью пригнала челны. Поставили их под обрывом.
Женщин и детей спустили в лодки. Подняли паруса, поплыли вниз. Оттуда, снизу, идут татары, но вряд ли они смогут помешать движению. У Дивных гор, верстах в десяти от Коротояка, челны причалят к отвесным меловым кручам, и женщины с детьми уйдут в лабиринты пещерного белого монастыря. Там никакая армия не страшна. Монахи не выдадут – свои, из вольных. Спрячут под землю так – вовек не сыщешь.
