Книга Детская книга, страница 154. Автор книги Антония Байетт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Детская книга»

Cтраница 154

Она заглянула ему в лицо — проверить, не зашла ли слишком далеко, не отпугнула ли его.

— Я буду рад, — ответил Чарльз-Карл.


Герберт Метли доверительно склонился через кафедру к публике. Он сообщил ей, что он — трудящийся. Он трудится на земле — на своем клочке земли в здешнем графстве, в «саду Англии», а кроме того, за столом, описывая жизнь в этом «саду». Но полиция в сапожищах и шлемах отобрала плоды его трудов и швырнула в огненную печь, где они и погибли. Ему сказали, что его книга постыдна. Но на самом деле стыдиться должны люди в шлемах и люди в судейских мантиях.

Метли был жилистый, загорелый. Алый шелковый шейный платок прикрывал выпуклое адамово яблоко. У Метли была привычка, свойственная всем хорошим ораторам, — блуждать взором по аудитории, выискивая слушающие или скучающие лица. Он увидел в первых рядах Гризельду и Дороти с Томом и двумя немцами. В дальнем ряду, сбоку, сидели Джулиан и Джеральд. Флоренции с ними не было. Она сидела с Герантом — ближе к первому ряду, в середине. За ними расположились в ряд женщины постарше, благоразумные, собранные — Мэриан, Феба, Пэтти Дейс. Элси Уоррен тоже сидела в задних рядах. Чарльз-Карл увидел рядом с ней свободное место и занял его. Она сидела очень прямо, сложив руки на груди. Пришла опоздавшая Филлис и уселась прямо за Леоном. Фрэнк Моллет и Артур Доббин тоже присутствовали. Метли кивнул им, прежде чем обрушиться на священников.

Он спросил, откуда взялось само понятие стыда. Наши предки в первозданном саду его не знали, хотя мы иногда заставляем себя стыдиться за них, к нашему стыду. Нам говорят, что стыд возник, когда невинные мужчина и женщина узнали, что они наги, и устыдились. Но почему это произошло? Тому причиной — коварство змия, который заставил их съесть запретный плод, сообщив, что в нем кроется познание добра и зла. «Таким образом, — произнес Метли, намекая, что добро и зло кроются в особых частях тела, которые познавшим стыд людям с тех пор приходится закрывать. Но почему это так и так ли это? Разве добро и зло не кроются в гораздо большей — бесконечно большей — степени в жестокости, в стремлении унизить других, в эгоизме, в злоупотреблении властью, в воровстве… — я мог бы продолжать до конца лекции, завершил фразу Метли. Добро и зло не в человеческой плоти, которой мы должны возрадоваться, которой мы не должны — ни мужчины, ни женщины — стыдиться. В этом лагере молодые люди каждый день выполняют на гимнастических занятиях прекрасные, сложные и восхитительные телодвижения». Он улыбнулся, представив себе эти телодвижения.

Джеральд со скабрезной серьезностью, принятой у «апостолов», шепнул Джулиану:

— По-моему, он источает своего рода мускус. Из подмышек. Видишь, у него хорошо разработанные подмышки.

— Ш-ш-ш, — ответил Джулиан.

Лектор принялся дальше развивать метафору сада. Он перешел на Блейка и его «Сад любви», в котором построили храм:


Я увидел затворы его,

«Ты не должен!» — прочел на вратах.

И взглянул я на Сад Любви,

Что всегда утопал в цветах.


Но вместо душистых цветов

Мне предстали надгробья, ограды

И священники в черном, вязавшие терном

Желанья мои и отрады. [96]

Он долго говорил о том, что уродующая стыдливость общества — историческое последствие веков целибатного священства. Он взглянул на Фрэнка Моллета, который ответил безмятежным взглядом.

В результате пострадал жанр романа. В Англии романы пишутся для чтения вслух у семейного очага, в доме женатого священника или диакона, и предназначаются для слуха его серьезной жены. Во Франции женщин и детей окормляют священники, а романы пишутся для отдельной — часто сладострастной — мужской аудитории.

Роман не может правдиво описывать большую часть мира.

А должен бы. Честные романы нам гораздо нужней морализаторских трактатов.

Его собственный роман, «Мистер Вудхаус и дикарка», повествовал о современном лесном жителе, Вудхусе, любившем женщину, как мужчинам положено любить женщин.

Мистер Метли сказал, что верит в языческое единство природы. Мы все — одна жизнь, которая началась задолго до всяких садов и священников в черном. Наши чувства за миллионы лет эволюционировали тончайшим образом — от колыхания слизи в болоте до медленных холоднокровных рептилий в тропических джунглях, до существ, карабкавшихся по деревьям, что ныне обратились в уголь. Он сказал, что человечество может, совершив титаническое усилие, заново открыть сильную, первобытную радость жизни. Нужно вернуться к корням вещей. Он процитировал Марвелла:


Любовь свою, как семечко, посеяв,

Я терпеливо был бы ждать готов

Ростка, ствола, цветенья и плодов. [97]

— Это неподражаемо, — сказал Джеральд. — Он что, нарочно?

— Думаю, да. Замолчи наконец.


Элси все это время сидела, крепко обхватив себя руками. Рот был плотно сжат. Чарльзу-Карлу хотелось отлепить ее пальцы от тела, помочь ей расслабиться, но он знал, что этого делать нельзя.

Взгляд Герберта Метли блуждал по запрокинутым лицам зрителей, как шмель по клумбе. У него был дар, который молодые люди еще не развили в себе. Он мог отличить женщин, которые, как он формулировал это про себя, хотели: потенциальных Дикарок. Смуглое лицо Дороти глядело на него осуждающе, и ему стало не по себе. Гризельда, светлая и безмятежная, обдумывала его аргументы — в ней была искорка жизни, и лицо ее было прекрасно, но в нем не было хотения. Филлис была хорошенькая, аккуратненькая, еще не развившаяся. На Элси он не стал смотреть, хоть и приметил красный пояс. Одна девушка возбудилась, часто дышала, ерзала на стуле, оглядывалась, словно что-то ища. Это была Флоренция Кейн. Метли сделал мысленную пометку.

Когда он закончил речь, кое-кто быстро вышел. Другие слушатели подошли поговорить. Фрэнк Моллет заметил:

— Вы мало сказали об удивительной живучести самого понятия «стыд». Если оно столь прочно, значит, оно зачем-то очень нужно человеку.

— Хорошо подмечено.

— Кроме того, Марвелл говорил:


Бродил по травам и цветам.

Блаженно одинок, Адам. [98]

— Да, действительно. Есть время для взаимной любви и время для уединения. Я сам уединяюсь и храню целомудрие, когда предаюсь творчеству.

Краем глаза он увидел, что Флоренция ушла с Герантом.

Ничего, будет еще другой раз. Или другая женщина.


Флоренция и Герант шли по тропе вдоль Военного канала. По глади воды скользили стрекозы. Болотные курочки плыли, деловито работая лапками. Водяная крыса выскользнула из норки и поспешно скрылась. Солнце клонилось к закату, но светило еще ярко. Послышались нагоняющие торопливые шаги. Герант сердито обернулся. Это был Фрэнк Моллет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация