Но в одно прекрасное летнее утро спокойствие, царившее в нашей общине, было нарушено нежданным гостем из Рима.
Мы сидели в уже отделанных Аббатовых президентских апартаментах и обсуждали с Эллиотом и проектировщиком тематических парков идею Аббата пристроить к горе Кана «винную горку». Они принесли макет. Как объяснил Эллиот:
— Право на спуск с горки еще надо заслужить. Чтобы людям легче было совершать короткое паломничество на гору, каждому выдается посох. Для пущего вдохновения мы установили у дороги небольшую святыню — фигурку святого Тада в колючих кустах. На тот случай, если им захочется сделать пожертвование, там имеется ящичек. Отлично. Потом они добираются до вершины, где их и ждет награда. Первое, что они видят, это громадная мера вина — люблю слово «мера» и до сих пор не знаю, что оно значит. При помощи специального механического приспособления в нее льется чистая вода, а наружу течет темно-красная — вино, — причем из другой циркуляционной системы, ведь на самом-то деле мы тут воду в вино, конечно, не превращаем. Люди садятся вот в эти четырехместные лодки, сказочно красивые, в форме винных бочек, распиленных пополам. И отплывают. Потом доплывают до каскада и стремительно несутся с горки. Там будет висеть объявление: мол, не волнуйся, мама, от этого красного «вина» пятен не остается.
Мы с Филоменой обеспокоенно переглянулись.
— Все это очень хорошо, Эллиот, — сказала она, — но я беспокоюсь за нашу репутацию. Мы должны защищать свою привилегию на право торговли в Кане.
— А какова пропускная способность? Сколько паломников в час можно будет с горки спускать? — спросил Аббат.
И тут в наш разговор вмешался брат Майк, расторопный молодой монах, совсем недавно ставший членом монастырской общины и уже назначенный помощником Аббата по административным вопросам. Он вошел в комнату и вручил Аббату визитную карточку.
— Он ждет в приемной.
Аббат уставился на карточку. Потом прочел вслух:
— Монсеньер Рафаэлло Маравиглиа… Секретарио эзекутиво… Уффичо дель инвестигационе интерна… Ватикане. Ватиканский отдел внутренних расследований? — Внезапно он побледнел. — Боже мой, это же ведомство кардинала Блютшпиллера!
Кана находилась далеко от Ватикана, но репутация кардинала Франца Блютшпиллера была известна даже нам, скромным монахам. Ни к кому в Католической Церкви не относились с таким благоговейным страхом, как к этому человеку. Он обеспечивал выполнение личных распоряжений Папы Римского и имел право отлучать от Церкви, за что получил прозвище «Анафема». И вот его ответственный секретарь дожидался у нас в приемной.
Аббат выбежал из комнаты, чтобы его поприветствовать. Минуту спустя дверь открылась, и мы услышали, как Аббат сказал:
— Ну, а это наш новый Административно-отшельнический центр…
Вошел человек лет сорока пяти, высокий, худой, широкоскулый, с ярко-голубыми глазами и раздвоенным подбородком. На нем был прекрасно сшитый черный костюм с пурпурным жилетом из тех, что носят при папском дворе, и большим серебряным распятием на цепи.
Филомена смотрела в изумлении. Мне не нужно было спрашивать, почему. Он был поразительно похож на Ричарда Чемберлена. Эллиота тоже что-то повергло в состояние оцепенения — вероятно, костюм.
Аббат представил нас. Монсеньер Маравилья
[22]
был любезен, но держался немного надменно. Когда, обратившись к Эллиоту, он назвал его «братом», на минуту воцарилось неловкое молчание.
— Я хожу в черном, — объяснил Эллиот, — но к ордену отношения не имею.
Пока мы непринужденно беседовали о здоровье кардинала Блютшпиллера, в частности — о недавно перенесенной им операции на простате, монсеньер скользил взглядом по комнате. Когда Аббат пустился в пространные рассуждения о погоде на севере штата Нью-Йорк и ее влиянии на виноградарство, холодный взгляд голубых глаз монсеньера остановился на макете. Он наклонился и принялся разглядывать фигурки в бочках, переправляющихся через водопад. Потом изучил миниатюрную вывеску над входной аркой.
— «Канский каска-ад»… — прочел он. Казалось, надпись его озадачила. Но потом он слабо улыбнулся. — Ну конечно, cascata! Водопад, надевай каску — и в ад. Каламбур.
— Шутка нашего друга, вот он, — сказал Аббат, кивнув в сторону Эллиота. — Его идея. Разве не… забавно?
— Весьма необычно, — сказал монсеньер Маравилья. — Значит, вы планируете пристроить это к вашей горе?
— Мы решили, что таким образом можно внести свежую струю в Священное Писание, — сказал Аббат. — А заодно и предоставить паломникам прохладное место для отдыха. Летом здесь бывает жарковато. Так что же привело вас в Кану?
— Мы о вас наслышаны, — сказал монсеньер. — Я видел ваш рекламный ролик.
— Ах, — сказал Аббат, — об этом вам следует поговорить с братом Запом и Филоменой. Вот они, это их замысел.
— Впечатление незабываемое. — Он улыбнулся Филомене. Это было первое слабое проявление чуткости, которое я заметил. Филомена зарделась.
Монсеньер повернулся к Аббату и сказал:
— Его преосвященство кардинал попросил меня приехать сюда для изучения ваших методов.
— А-а, — сказал Аббат.
Монсеньер хлопнул в ладоши:
— Ну что, экскурсия?
— Но разве монсеньер не утомился с дороги? — спросил Аббат. — Немного вздремнуть…
— Я выспался ночью в городе, в мотеле. Хотел приступить к делу с утра пораньше.
— А-а! Ну что ж, откуда начнем…
— Давайте прямо отсюда. — Монсеньер окинул окружавшую его роскошь убийственным взглядом. — Это же ваш «Административно-отшельнический центр»?
— Да, — сказал Аббат. — Для приезжих администраторов. Разумеется, они рассчитывают на некоторый уют.
— Само собой. — Монсеньер не спеша подошел к атриуму с четырьмя гипсовыми колоннами и мраморным фонтаном в этрусском стиле.
Аббат принялся было объяснять, что струящаяся вода способствует религиозному созерцанию, но монсеньер уже направился в информационно-просмотровую комнату. Там он сел на итальянский кожаный диван.
— Очень уютно, — сказал он. — А это…
Он показал на большой экран на стене.
— Здесь мы демонстрируем им фильмы, — сказал Аббат. — Вдохновляющие фильмы. Документальные…
Монсеньер уже снова был на ногах — он спускался по лестнице в винный погреб. По лицу Аббата скользнула тень тревоги. Монсеньер отсутствовал добрых пять минут.
— Отличный погреб, — сказал он, появившись вновь. — Правда, я не видел ни одной бутылки вашего вина.
Он перешел в соседнюю комнату — опочивальню.
— А это?
