— Вы не знаете Блютшпиллера, — сказал он. — А о машине вы позаботились?
Накануне вечером Аббат велел мне переставить его «лексус»
[24]
из нашего гаража на стоянку Паломнического центра.
— Да.
Аббат порылся в своем сундуке.
— Боже мой! — сказал он.
— В чем дело, святой отец?
— Вот… положите это в багажник машины… и заприте его.
Он протянул мне большой рулон бумаги. Я узнал проект нового поля для гольфа, которое предполагалось соорудить на недавно приобретенном нами участке пахотной земли.
— Чем он сейчас занимается? — спросил Аббат.
— Он все утро провел в ваших апартаментах… то есть в Административно-отшельническом центре… с Филоменой.
— Вам не удалось поговорить с ней наедине? Она будет… сотрудничать?
— Не знаю, — сказал я. — Похоже, они неплохо ладят.
И тут раздался стук в дверь. Это был Маравилья.
— Я не помешал?
— Входите, — сказал Аббат. — Присаживайтесь на кровать. Если, конечно, вы не против соломы.
— Просто превосходно, святой отец. — Маравилья улыбнулся. — А где же терновник?
— Трудно найти в это время года. Вот разве что осенью.
В руке у Маравильи была пачка бумаг
— Я нашел это в ваших апартаментах. Простите, в апартаментах для гостей. На журнальной полке рядом с камином. Очень интересно. Что такое «либретто»?
«Нет, только не это!» — подумал я. Аббат, обремененный работой над своими многочисленными проектами, как-то раз пожаловался Филомене на то, что у него совершенно не остается времени на ежедневное чтение требника. Она рассказала ему, что в Голливуде у администраторов есть помощники, которые все читают за них и излагают содержание книг и киносценариев в кратких, на две странички, обзорах, именуемых «либретто». На другой день Аббат велел своему новому помощнику брату Майку составить либретто его повседневных уставных текстов.
Маравилья взял из пачки один листок и прочел:
«Утреня: Притча о блудном сыне.
Два брата — хороший парень, плохой парень. Плохой — гуляка, валит из дома, проматывает папашины бабки, возвращается, поджав хвост. Папаша и говорит: Эй, все нормально, давай гулянку устроим! Тогда хороший сынок говорит: Что еще за дела? Я тут вкалываю до седьмого пота, а он на гулянку явился? Папаша: Не дергайся, это мой сын, он вернулся. У нас в семье все любят друг дружку».
Аббат откашлялся.
— «Не дергайся»? — сказал Маравилья.
— Брат Майк у нас совсем недавно, — сказал Аббат. — Составление этих конспектов входит в программу его ежедневных учебных занятий по духовному совершенствованию. Как видите, особой образованностью он не блещет. Я велел ему каждый день излагать содержание уставных текстов своими словами. А «не дергайся» в данном случае, по-моему, значит «не волнуйся».
«Удар отражен блестяще!» — подумал я.
Пошел уже второй месяц пребывания — хотя уместнее, наверно, было бы слово «оккупация», — Маравильи в монастыре. Он редко намекал на те ужасы и ереси, которые обнаруживал в ходе своей ревизии, уединяясь с Филоменой в Административно-отшельническом центре. Казалось, единственное его развлечение — это смотреть чемпионат Италии по футболу в Аббатовой информационно-просмотровой комнате. Удивительно, что он без посторонней помощи научился настраивать спутниковую тарелку на нужную программу; Аббату на это потребовалось три недели.
Мы, монахи, вернулись к аскетической жизни и своим монашеским обязанностям. Во время трапезы Аббат читал нам произведения святого Тада. Он выбирал отрывки, наиболее ярко повествующие о полной самоотречения жизни нашего покровителя. В одной главе, на чтение которой не хватило и двух трапез, говорилось о том, какую соль лучше всего втирать в плоть сразу после самобичевания. (Баварскую.) Другая, содержащая рецепт приготовления тушенки из старых сандалий и конских уздечек, отнюдь не улучшила вкус запеканки с тунцом, приготовленной братом Томом. Между трапезами мы Аббата видели редко. Проводя большую часть времени в своей келье, он искал утешения в трудах Дипака Чопры.
Да и я старался не попадаться на глаза Маравилье. Я сидел за компьютером у себя в кабинете и наблюдал за показателями деятельности Канского фонда, пытаясь сосредоточить внимание на латиноамериканских резервах страховых взносов и двойных опционах на токийское золото. Думать только о работе не удавалось. Я скучал по Филомене. Мы всячески старались сохранять невинные отношения — объятия при луне больше не повторялись, — но за минувший год очень сблизились. Наших совещаний, на которых обсуждались дела Каны, я всегда ждал с радостным нетерпением. Однако после приезда Маравильи мы с ней почти перестали видеться.
Как-то раз, когда мне надоело следить за изменениями курса по срочным сделкам с платиной, я решил немного развлечься, погуляв по Интернету. Я ввел в компьютер команду поиска сайтов, имеющих отношение к святому Тадеушу, и вскоре, как это ни удивительно, оказался в чате, посвященном «De Doloribus Extremis». На экране монитора шла оживленная беседа.
СЕРЖАНТ БОЛЬ: Ты уже прочла главу три, где его связывает стража султана?
ДОЛОРЕС ДОЛОРИБУС: Я БЕЗ УМА от этой сцены. Она так ВОЗБУЖДАЕТ!
СЕРЖАНТ БОЛЬ: Значит, тебе этого хочется.
ДОЛОРЕС ДОЛОРИБУС: Они забыли вставить ему кляп.
СЕРЖАНТ БОЛЬ: Прочти главу двадцать три. Всем кляпам кляп. Три граната!!! Мавры свое дело туго знают.
ДОЛОРЕС ДОЛОРИБУС: Что такое гранат???
ДРЮЧКА-КОЛЮЧКА: Вот тебе определение из толкового словаря: «Плод с красноватой жесткой кожурой и множеством зернышек, содержащихся в сочной красной мякоти с привкусом кислоты».
ДОЛОРЕС ДОЛОРИБУС: Кислоты! Какая прелесть!!!
СЕРЖАНТ БОЛЬ: Неудивительно, что когда его отпустили, он тут же заделался проповедником.
Я тотчас же вышел из этого чата. Мне и в голову не приходило, что у основателя нашего ордена есть такие поклонники. Их дискуссия меня шокировала, однако я и сам порой удивлялся предрасположенности святого Тада к попаданию в неприятные истории.
На вебсайте Ватикана не оказалось никакой информации об «Уффичо дель инвестигационе интерна», но в многоязычном чате под названием alt.rel.rc.vatic.dish я все-таки обнаружил кое-что интересное. Судя по всему, там собирались многочисленные любители посплетничать, не понаслышке знавшие о том, что творится в Ватикане. Насколько я понял, они строили догадки относительного того, кто получит подряд на реконструкцию Кастель-Гандольфо
[25]
. После того, как они потратили десять минут на бурную дискуссию о реставрации putti
[26]
в папской трапезной, я ввязался в разговор. Воспользовавшись своим сетевым псевдонимом — Дикобраз, — я написал: «Знаете что-нибудь о монсеньере Маравилье?»
