— Знаю. Я просто хотела сказать, что, в сущности, не являюсь членом ордена. Что может сделать со мной Блютшпиллер? Лишить меня духовного сана? Однако вы правы. Со своей работой я не справилась. Мне следовало бы вас послушаться. Все здесь попросту вышло из-под контроля.
— Как, например, информационно-рекламная передача? «Это всего лишь натуральное чилийское каберне, но я полагаю, вы останетесь довольны его сверхъестественными свойствами».
— Вы, наверно, не поверите, но из-за этой передачи я воевала с Брентом не на жизнь, а на смерть. Угадайте, кто каждый раз брал надо мной верх.
— Его святейшество Дипак Чопра.
— Доктор медицины. Однажды я даже попыталась прекратить съемки. Я закричала: «Брент, нельзя заставлять людей выбрасывать их треклятые костыли!» Аббат отвел меня в сторонку и объяснил, что груда костылей — это просто метафорическое изображение «Поля неограниченных возможностей». На другой день он преподнес мне книгу Дипака «Нестареющее тело, вечный дух» с дарственной надписью.
— Мне не терпится услышать, как он будет объяснять все это «Анафеме» и БАТО. Как вы думаете, куда нас после этого отправят? В Конго или в тюрьму Ливенворт?
Мы рассмеялись. Казалось, еще немного, и вновь вернутся былые времена.
— Смотрите, — сказала Филомена, — луна.
— На сей раз не полная. То есть сегодня.
Она нежно коснулась моей руки:
— Я знаю, что вы хотели сказать. Я тоже об этом подумала.
Я посмотрел ей в глаза. Они были все так же прекрасны.
— Что бы ни случилось, — сказала она, — надеюсь, вы сумеете меня простить.
— Что вы имеете в виду?
— Просто не надо считать, что во всем виновата я.
— Нет, — сказал я. — Мы все в этом замешаны.
— Спасибо, Зап.
Она наклонилась и чмокнула меня в щеку. Потом быстро встала и торопливо направилась вниз по тропинке к Паломническому центру.
— Постойте! — крикнул я ей вслед, когда она скрылась из виду. — Куда это вы так быстро бежите?
На следующее утро, в понедельник, я сразу, еще во время заутрени, начал разыскивать Маравилью. Мне нужно было его разрешение позвонить агенту судоходной компании и убедиться, что наше вино прибыло и готово к отправке из ньюаркского порта. Кроме того, нужно было взять у него наличные для обеспечения «дополнительной выплаты» водителям грузовиков за срочную доставку.
На богослужении его не было. Когда он не появился за завтраком, я направился к нему. На мой стук в дверь конференц-зала административного центра никто не отозвался. Тогда я осторожно открыл дверь сам.
— Монсеньер! — позвал я.
В ответ ни звука. В комнатах ни души. Постель не смята. Пока я стоял, строя догадки о том, где он может быть, мне в голову внезапно пришла ужасная мысль: неужели он ночевал у Филомены в Паломническом центре? Неужели именно поэтому она так поспешно удалилась?
Мне не очень-то хотелось это знать. Я черкнул монсеньеру записку насчет вина и дополнительной оплаты — и ушел.
Так и не выяснив ничего к одиннадцати часам, я решил позвонить агенту на свой страх и риск. Он сказал, что вино уже прошло таможенную очистку, но чилийцы еще не дали разрешения на его доставку. Я позвонил в Чили, на винный завод, и поговорил с сеньором Баэсой.
— Сожалею, Fray, — сказал он, назвав меня монахом по-испански, — но деньги на наш счет еще не пришли.
— Не могли бы вы позвонить в свой банк и ускорить этот процесс? Нам крайне необходимо получить вино немедленно.
— Очень хорошо, — сказал он, — но, возможно, вам тоже следует позвонить в свой банк. Судя по нашему опыту, проблема обычно возникает с вашей стороны.
Я повесил трубку и позвонил мистеру Теренсу, который заведовал нашим счетом в нью-йоркском банке.
— Ну конечно, брат Зап, — оказал он. — Деньги переведены.
— Без вас знаю, — раздраженно сказал я. — А извещение о переводе лежит на чьем-нибудь рабочем столе в Сантьяго, под чашкой cafe con leche.
— Нет, не в Сантьяго, — сказал мистер Теренс. — Перевод в Сантьяго вы отменили.
— Что?
— Сейчас проверю. Вот он. В пятницу днем я получил от монсеньера Маравильи факс с санкцией на перевод двух миллионов долларов в «Банко Боливар» в понедельник утром. Потом еще один факс, отправленный в воскресенье, в шестнадцать часов, с поручением отменить тот перевод и вместо этого перевести телеграфом… сейчас посмотрим, помню, это была крупная сумма, почти все, что есть на счете… да, вот он: девять миллионов восемьсот тысяч.
— Девять восемьсот… в Чили?
— Нет, на Большие Кайманы. На счет в цюрихском Швайнер-банке. По распоряжению монсеньера Маравильи. Сегодня утром, в начале десятого, он позвонил и подтвердил свое требование.
Я снова помчался в Административно-отшельнический центр. Судя по всему, Маравилья там так и не появлялся. Я бросился к Аббату. Мы вместе вернулись в апартаменты и принялись осматривать все помещения. Стенной шкаф был пуст, а из ванной исчезли туалетные принадлежности.
— Лампочка мигает — наверно, кто-то оставляет сообщение, — сказал Аббат, показав на автоответчик, стоящий на его бывшем рабочем столе. Потом подошел и нажал кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ».
Первые два сообщения были переданы по-итальянски, причем, судя по скрипучему голосу, одним и тем же человеком. Я смог понять только слова «urgente»
[34]
и «presto»
[35]
.
Третье сообщение оставила женщина: «Да, это звонят из компании „Эйр Канада“ мистеру Мара… Маравиг-глия, относительно рейса девятьсот восемьдесят семь. По расписанию самолет вылетает из Торонто в девять тридцать пять утра. Просим принять к сведению, что рейс отложен по техническим причинам. В настоящее время вылет из Торонто намечен на одиннадцать пятьдесят утра. Если у вас возникнут вопросы, позвоните по телефону 800-776-3000».
С минуту мы с Аббатом пристально смотрели друг на друга. Электронные часы на автоответчике показывали двенадцать тридцать шесть пополудни. Оба мы одновременно протянули руки к телефону. Аббат включил громкую связь и набрал номер. Раздался голос, сообщивший нам, как важен наш звонок для компании «Эйр Канада». Спустя две минуты мы обратились с вопросом о рейсе девятьсот восемьдесят семь к живому человеческому существу.
— Сейчас посмотрим, — сказала женщина, — девятьсот восемьдесят седьмой был отложен… вылетел из Торонто в… двенадцать ноль пять.
— Куда… куда он вылетел?
— В Гавану.
— В Гавану, Куба?! — спросил Аббат,
— Это единственная Гавана, которую мы обслуживаем, сэр.
