«Женщине нужна нежность, — думала Анжелика, — а если ее нет, тогда… Ну что ж. Может, он хочет меня обмануть и надуть с патентом? Ничего, один день не отразится на делах. К тому же Одиже всегда так корректен со мной».
Впервые за два года она задумалась о своей внешности, расправляя перед зеркалом свои длинные волосы была ли она еще красива? Да, ей это говорили. Не испортил ли жар печей в кухне цвета ее лица?
«Я стала немного полней, но в общем это неплохо. Мужчины такого сорта, как Одиже, любят полноту в женщинах».
Анжелике было стыдно за свои огрубевшие от повседневной кухонной работы руки. Этим же вечером она отправилась на Новый мост к Великому Матье и купила у него склянку с мазью, отбеливающей руки. Купила себе воротник из нормандских кружев, прикрепила его на свое скромное платье из синего сукна. Теперь Анжелика была похожа на жену какого-нибудь буржуа. Еще она купила пару перчаток и веер и этим закончила свой туалет.
Много хлопот принесла ей прическа. Отрастая, волосы начали виться и стали более светлыми. С тоской в душе она накинула серую накидку.
И вот настало воскресенье Господин Бурже подарил своей «дочке» кошелек, который когда-то принадлежал его покойной жене.
Итак, в назначенный час Анжелика ждала возле подъезда. День обещал быть великолепным. Среди крыш домов небо выглядело, как кусочек синего моря.
Увидев подъезжающую карету Одиже, Анжелика с нетерпением направилась к ней, как воспитанница монастыря урсулинок перед выходом на волю. Метрдотель был ослепителен. Он был одет в велюровый камзол с красными лентами, его рубашка была из тончайшего шелка. Кружева манжет были тонки, как паутина. Восхищенная Анжелика дотронулась до них рукой.
— Это ирландские кружева, — с гордостью заметил молодой человек, — они стоили мне недешево. — Слегка пренебрежительно Одиже посмотрел на скромный воротничок своей спутницы. — Скоро вы будете носить еще лучше, — заметил он, улыбаясь. — Мне кажется, что вы способны с изяществом носить любой туалет. Я вижу вас в Платье из чистого шелка и даже из атласа.
«А может, из золотой парчи», — подумала Анжелика, скрипя от злости зубами, но как только карета тронулась вдоль Сены, она повеселела.
Мельница Жавель находилась на равнине. Невдалеке паслись стада баранов и мулов. Воздух был чист так, что казалось, будто купаешься в нем, как в море. Большие крылья мельницы были похожи на крылья летучей мыши. Они скрипели, вторя поцелуям гуляющих влюбленных в этом экзотическом месте.
Большая пристройка на мельнице формировала постоялый двор. Сюда приходили тайком от жен и ревнивых мужей. Хозяин был хороший малый, весельчак, умевший держать язык за зубами.
— У нас умеют молчать, — улыбаясь, говорил он клиентам. — Мы могли бы держать в руках весь город, — хвастался он, — но они хорошо платят, и мы молчим.
В зале витал запах рыбного супа и. раков. С жадностью Анжелика вдыхала эту свежесть деревенской жизни. Она вспомнила Монтелу.
Несколько белоснежных облаков появилось на лазурном небе. Анжелика улыбнулась им, сравнивая их с яйцами, разбитыми на сковородке. Время от времени она бросала взгляд на губы Одиже, и сладкая дрожь пробегала по ее застывшему телу. Что с ней случилось? Поцелует ли он ее?
В зале было сумрачно. Заходили парочки, садились за столы, постепенно зал заполнялся самой различной публикой. По мере того как опустошались кувшины с белым вином, атмосфера в зале становилась более свободной. Фамильярные жесты мужчин вызывали воркование подвыпивших дам.
Поборов свою нервозность, Анжелика выпила несколько бокалов. Щеки ее зарделись. Одиже принялся без остановки рассказывать ей о своих путешествиях, о работе. Это начинало надоедать захмелевшей Анжелике.
— Вот так, моя дорогая, — говорил он, — мое состояние покоится на солидной основе, и я не боюсь превратностей судьбы. Мои родители…
— О, давайте выйдем отсюда! — взмолилась Анжелика, отложив в сторону ложку.
— Но на дворе жарко.
— По крайней мере, снаружи продувает ветерок, — настаивала Анжелика — К тому же неудобно смотреть на эти целующиеся пары, — добавила она вполголоса.
Они вышли во двор и остановились, ослепленные солнцем. Одиже воскликнул:
— Анжелика, вы можете загореть на солнце и испортить себе цвет лица!
Решительным жестом он надел ей на голову шляпу с белыми и желтыми перьями, воскликнув, как в первый день:
— Бог мой, как вы прекрасны, прелесть моя!
Но через некоторое время, идя по берегу Сены, он снова принялся рассказывать Анжелике о своей карьере:
— Когда производство шоколада станет на широкую ногу, я напишу книгу, очень важную в работе метрдотеля, где будет написано все о кондитерах и поварах. Читая эту книгу, метрдотель узнает, как правильно накрывать стол, расставлять приборы. Даже экономка прочитает там, как правильно складывать белье, а кондитеры — как делать различные варенья, сухие и жидкие, и другие полезные всем вещи. Например, метрдотель, когда увидит, что время обеда наступило, должен взять белую салфетку, сложить ее по длине и положить на согнутую руку. Салфетка — это знак его власти и демонстративный знак его превосходства. Это именно он распоряжается за столом. Да, я такой, моя дорогая, могу носить шляпу и пальто на плечах, но салфетка должна быть в положении, выше сказанном.
Анжелике до смерти надоела эта болтовня. Она едко заметила:
— Сударь, а когда вы любите женщину, в каком положении вы цепляете салфетку?
И сразу извинилась, увидев смятение в глазах Одиже:
— Простите меня, пожалуйста. Белое вино всегда приносит нелепые мысли. Но я не пойму, почему вы просили поехать с вами на мельницу Жавель? Чтобы рассказывать мне о положении салфетки?
— Не высмеивайте меня, Анжелика, — смутился молодой человек. — Я рассказываю вам о своих планах, о моем будущем, если хотите. Помните, что я говорил вам при нашей первой встрече? Выходите за меня замуж. Чем больше я размышляю, тем больше нахожу, что вы именно та женщина, которая…
— О, — воскликнула Анжелика. — Я вижу невдалеке стог сена. Побежим туда?! Там будет не так жарко, как под палящим солнцем, — и она бросилась бежать, придерживая широкополую шляпу. Добежав до стога, она упала в сено.
«Было бы хорошо, если бы он стал моим любовником», — подумала Анжелика. Она нашла бы в нем поддержку, которая отвлекла бы ее от повседневного труда. А после они бы говорили о будущем шоколаде.
— Я говорил о вас с господином Бурже. Он не скрыл от меня, что у вас тяжелая жизнь и, хотя работа спорится, вы не набожны. Вы еле-еле отстаиваете мессу в воскресенье. Вы никогда не бываете на вечерне. Набожность — это достояние женщины, она защищает ее душу от порока повседневной жизни.
— Я не понимаю, чего вы хотите? Нельзя же быть одновременно набожной и деловой женщиной.
— Что вы говорите, дитя мое? Вы заражены ересью! Католическая религия…
