– Вы видели результаты опросов, – сказал президент. – Молодежь, от восемнадцати до тридцати, клюет на это со страшной силой.
– Можно ли удивляться, мистер президент, – сказал Гидеон, – что молодых американцев так легко сбить с толку, если мы не в состоянии предоставить им никакого нравственного руководства?
Президент нахмурился.
– Я не имел в виду вас лично, сэр, – добавил Гидеон.
– Да, конечно. Я понимаю.
– Я хотел сказать: мы, как общество, их подвели. Что мы им предложили, кроме вредоносных материалистических яств? Кругом – одни видеоигры, порнография, грязь, копуляция, фастфуд, интерфейсы, скачивание. А между тем… «Ты приготовил для меня пир, но я алчу. Душа моя истомилась по Господу».
– Точно, – сказал президент. – Вот почему нам надо хряснуть его хорошенько. Дух вышибить из этого засранца.
Гидеон замер. Ведь он все-таки духовное лицо. Даже президенту не пристало употреблять такие слова. Он встревоженно поглядел на Бакки Трамбла. Бакки бросил на него ответный взгляд, означавший: Соси и глотай, дружище. Он президент Соединенных Штатов.
– Взять гада за жабры, – развивал мысль президент. – Яйца оторвать, башку отрубить и на кол…
Гидеон кашлянул.
– Я публично выразил отрицательное отношение…
– Вы ведь знаете, кто за этим стоит, не так ли?
Со сверкающими глазами, готовя наживку, президент подался вперед.
Взгляд Гидеона стал суровым.
– Знаю, сэр. Мисс Девайн, у которой в самой фамилии заключена насмешка.
Президент Пичем с отвращением покачал головой.
– Эта ее выходка в телепрограмме… Непростительная, скверная, ничем не спровоцированная. Если бы она со мной так поступила, я взял бы ее за волосья да и шмякнул поганой башкой об стол.
Гидеон поерзал в кресле. Ему уже от того было нехорошо, что президент в Овальном кабинете завел разговор про обвинения в его адрес в убийстве собственной матери. И что, он намекает к тому же, что Гидеон проявил в телестудии… малодушие?
– Для меня ценно ваше сочувствие, сэр, – пробормотал он.
– Жуть. Блядское дело.
Гидеон потерял дар речи.
Президент сказал:
– Гидеон! Я грешник и старый похабник. Извиняюсь, но что делать. Так я разговариваю… в кругу друзей.
– Благодарю вас, сэр, за дружбу.
Бакки Трамбл наклонился вперед:
– Президент и я – мы рассчитываем, что вы, Гидеон, возглавите сопротивление Джепперсону.
– Как я уже сказал, я не молчу. Не сижу сложа руки. Но что мешает вам, сэр, самому его возглавить?
– Гидеон, послушайте меня. – Президент понизил голос, сделал его буравящим, как дрель. – Я в проблемах по самую жопу. Экономике полные кранты. Американским долларом иностранные банки подтираются в сральне. Я веду четыре войны – и, похоже, пятая на носу, с Непалом, мать его за ногу. Растолкуйте мне, кто-нибудь, что мы, на хер, забыли в этом Непале. У меня тают оба полюса. Флорида потеряла еще два фута береговой полосы. В штате Миссисипи сто квадратных миль ушло под воду. И прокопали еще один туннель под мексиканской границей, на этот раз настоящее шоссе четырехполосное, черт бы их драл. На Западе у меня такая засуха, что Министерство внутренних дел говорит, Колорадо и Вайоминг превратятся в еще одну зону пыльных бурь. Индия и Пакистан как кошка с собакой, а про этого мудака в Северной Корее лучше не начинать вообще. ЦРУ мне сообщает, Израиль готовит ядерный удар по ихней говенной Мекке. Во как! Гидеон, у меня нет времени разбираться с одноногим сенатором, который говорит, что решение проблемы соцобеспечения – в том, чтобы самоубиваться в семьдесят лет. Мне и без него, на хрен, застрелиться охота. Не дожидаясь никаких семидесяти.
Выслушивать подобные жалобы самого могущественного человека на свете было лестно. Но что-то во всем этом было чуточку подозрительно. О чем-то президент умалчивал.
– Мистер президент, – сказал Гидеон, – со всем уважением к вам хочу спросить: в чем настоящая причина вашего обращения ко мне?
Президент откинулся на спинку кресла и кивнул, словно признавая поражение. Потом улыбнулся, посмотрел на Бакки Трамбла и сказал ему:
– Я же говорил, что он умница. Говорил или нет?
– Говорили, босс. Говорили.
Уже более спокойным тоном президент сказал Гидеону:
– Смотрите, какое дело. Если во главе стану я, всё, чего я добьюсь, – это усилю засранца. Соображаете или нет? Его цифры подскочат. Он попер на президента! Вопрос из нравственного, каким он является, превратится в политический. Вот почему только вы можете это сделать. А я поддержу вас всеми средствами, кроме авиаударов.
– Что конкретно вы предлагаете, мистер президент?
– Бак, – бросил президент.
– Имеются кое-какие сведения насчет Джепперсона и этой Девайн, которые могут быть вам полезными в этом противостоянии.
Брови Гидеона выгнулись, как потягивающиеся коты. Влажными, надушенными пальцами он погладил бородку. Поджал губы. Так-так. Грешная душа… Но еще один голос внутри прошептал: Осторожней, сынок. Ты в львином логове, и звери алчут добычи.
– Какого рода сведения? – спросил он осмотрительно.
– Такого рода сведения, – президент, вдруг до мозга костей верховный главнокомандующий, подался вперед, нацеливая разящие душу боеголовки в глаза Гидеона, – что они изменят картину в корне. Разрешите сделать вам комплимент: мы не балду валять вас сюда позвали.
О Господи, подумал Гидеон. Что этот человек ел на завтрак? Оладьи с нитроглицериновым сиропом? И другая мысль пришла на ум: Записывают они разговор или нет? В Белом доме никогда этого не знаешь. Правда, какой им смысл записывать, как они предлагают грязь человеку безукоризненно нравственному? Да, безукоризненно, если не считать этой истории с маминой смертью.
– Я хотел бы с ними ознакомиться, – нервно сказал Гидеон. – Я бы хотел помолиться обо всем этом.
Холодная властность, написанная на лице президента, мгновенно сменилась паническим ужасом от мысли, что Гидеон может сейчас предложить вместе встать на колени и помолиться прямо в Овальном кабинете. Пейн подал подобную идею в прошлый раз, когда пришел по поводу «Мадонны живота» (так таблоиды непочтительно окрестили миссис Дельбьянко).
Видя замешательство президента, Гидеон поспешно добавил:
– В уединении моего сердца.
Президент облегченно вздохнул.
– Разумеется. Между тем, если бы мы могли что-нибудь сделать для вас…
Бакки метнул в президента предостерегающий взгляд – но опоздал.
– Есть вообще-то один вопрос… – сказал Гидеон.
