Журнал «Вэнити фэр» посетовал: «Жаль, Натали Вуд уже нет в живых и она не может сыграть ее в кино. Эта прозрачная сексуальность, твердость духа, скрытая поволокой темных глаз, романтический ореол трагедии».
«Верайети» сообщил о том, что Кэтрин Зета-Джонс «горит желанием» сыграть Бет в кино. А кроме того — что Джо Эстерхаз, непомерно высокооплачиваемый кинодраматург с живописно растрепанными волосами, уединился в бунгало на острове Мауи и усиленно работает над седьмым вариантом сценария под названием «Плевательница».
Всё это Бойс старался скрывать от Бет. Ему было нужно, чтобы ничто не отвлекало ее внимания. Она опустила стекло окошка.
— Мэм! — сказал Хикок, агент Секретной службы, сидевший рядом с водителем. В последнее время Хикок очень нервничал. Участились угрозы убийства.
Бет не обращала внимания на агента. Влажный июньский воздух был напоен ароматом отцветающих плодовых деревьев. С осени минувшего года она по существу взаперти сидела в доме в Кливленд-Парке под неусыпным надзором репортеров, расположившихся лагерем, в котором никогда, даже во время рождественских каникул, не было меньше пятидесяти человек. Дом, построенный другом Джорджа Вашингтона, носил приятное название «Долина роз», но некий умник, выступая по телевидению, переименовал его в «Гламз» — в честь замка из «Макбета».
Бет оставила окошко открытым. Будь она проклята, если по дороге в суд ее лишат пары глотков свежего воздуха.
В Окружной суд федерального округа Колумбия, расположенный на углу Третьей и Конститьюшн, они ехали по Пенсильвания-авеню. Бет вспомнился январский день трехлетней давности, когда они с мужем, только что приведенным к президентской присяге, шли мимо этого места и махали руками ликующей толпе. Все эти приветственные возгласы привели бы в восторг любую чету. Но только не Макманнов. Накануне вечером, в Блэр-хаусе, Бет подняла трубку, чтобы позвонить, и услышала, как муж разговаривает по параллельному аппарату со знаменитой нью-йоркской светской дамой, любвеобильной женой миллиардера. Они планировали переспать днем в Нью-Йорке, в его гостиничном номере, пока Бет будет выступать на другом конце города, в здании ООН, на конференции, посвященной роли женщины в новом тысячелетии. Бет подумала, что роль женщины в новом тысячелетии, по-видимому, не очень отличается от роли женщины в тысячелетии прошлом: то и дело уступать место в мужниной койке другим.
Бет положила трубку, вошла в соседнюю комнату, взяла лампу и уже собралась было огреть ею мужа по голове, как вдруг картина, промелькнувшая в воображении, заставила ее остановиться — ей привиделось, как двенадцать часов спустя она стоит с Библией в руках и с обожанием во взоре смотрит на Кена, а тот приносит присягу — с перебинтованной головой. Она поставила лампу на место. А Кен самодовольно ухмыльнулся. Если Бет не плакала на похоронах мужа, то еще более бесстрастной она выглядела на его инаугурации.
Кортеж автомобилей уже остановился у парадного входа в здание суда. Это была идея Бойса.
— Так вот, — сказал он, — запомни, мы войдем туда как хозяева. Когда мы разделаемся с этими подонками, на скамью подсудимых пересядут они.
Бойс не очень-то в это верил, но начало любого процесса сродни выходу на поле в игре. Приходится «накачивать» игроков своей команды. Приходится накачивать и себя.
Туда съехалось столько машин со спутниковыми антеннами, что всё это смахивало на станцию слежения НАСА. Зрелище было яркое. Репортеры, полиция, демонстранты с плакатами: УБИЙЦА! ПОДЖАРИТЬ СТЕРВУ! СВОБОДУ БЕТ!
Бет была в черном брючном костюме в стиле одного из ведущих модельеров, но сшитом так, чтобы репортеры не смогли сказать, будто «в костюме от Армани она выглядела потрясающе». С полдюжины модельеров звонили Бойсу и предлагали одеть ее к процессу. Бойс отверг все предложения. Более того, он сообщил об этом репортерам. В первый день процесса Бет выглядела модно одетой и при этом совершенно спокойной: элегантная женщина лет сорока с небольшим, направляющаяся на деловую встречу. Белая блузка, как в шутку сказал ей Бойс, символизировала невинность. Блузка была достаточно открытой, чтобы привлекать внимание присяжных-мужчин, не вызывая раздражения у женщин. Нитка жемчуга была подарком от Кена, купленным его секретаршей, когда он позабыл о дне рождения Бет.
— Ну вот и приехали, — сказал Бойс. — Мантру не забыла?
Она слабо улыбнулась ему. Мантра, придуманная Бойсом, звучала так: «Когда мы войдем, в голове у тебя будет одна-единственная мысль: я пришла принимать их извинения».
Вечером, когда подошел к концу первый день процесса тысячелетия, торжественный выход Бет у здания суда был показан примерно по семидесяти двум процентам телевизоров во всем мире. Лебединое спокойствие, проявленное ею средь шума, который перепугал бы и профессионального боксера, вызвало многочисленные комментарии.
* * *
Вступительная речь заместительницы ГП Клинтик порадовала Бойса. Она произнесла ее серьезным тоном, скорее грустно, чем гневно. Бойс был так доволен, что решил нарушить свое правило и отступить — слегка — от собственной заученной наизусть вступительной речи, состоявшей из пятнадцати тысяч слов.
Суть обвинения, выдвинутого Соединенными Штатами против Элизабет Тайлер Макманн, заявила мисс Клинтик, предельно проста. Президент был найден мертвым в собственной постели. В результате вскрытия установлены время смерти — между тремя пятнадцатью и пятью утра — и причина смерти: эпидуральная гематома, вызванная ударом тупым предметом по голове, на пять сантиметров выше правой брови. На увеличенной фотографии кровоподтека явственно обнаружился отпечаток пробирного клейма со старинной серебряной плевательницы работы Пола Ривира. Сама плевательница, использовавшаяся как корзина для ненужной бумаги, была найдена в спальне, но не стоящей на обычном месте — возле большой кровати, с той стороны, где спала первая леди, а лежащей у двери. Присяжным предстоит выслушать показания агента Секретной службы, который покажет, что между двумя десятью и двумя двадцатью ночи он слышал звуки ожесточенного спора, доносившиеся из президентской спальни. Им предстоит выслушать показания многочисленных свидетелей, присутствовавших в тот вечер на официальном ужине и утверждающих, что президент был в прекрасном настроении, совершенно здоров, и на лбу у него не было ни кровоподтека, ни пробирного клейма Пола Ривира. Одна гостья, оставшаяся ночевать в Белом доме, покажет, что в двенадцать тридцать она пожелала президенту спокойной ночи и у того не было синяков. Им предстоит выслушать показания многочисленных друзей и помощников первой четы, касающиеся беспокойного характера их супружеских отношений.
Когда будут представлены все доказательства, присяжным, вне всяких сомнений, не останется иного выхода, кроме как прийти к заключению, что Бет Макманн безжалостно и хладнокровно убила мужа, когда тот спал — в их собственной постели. Мужа, который к тому же был президентом Соединенных Штатов Америки. Вследствие этого им не останется иного выхода, кроме как признать ее виновной не только в убийстве без смягчающих вину обстоятельств, но и в убийстве по политическим мотивам — самом тяжком преступлении в нашей стране. Это скучное перечисление подробностей злодеяния заняло чуть менее двух часов.
