— Я буду называть вас «фирюза» — ханум… мадам Бирюза… приятнейший из всех драгоценных камней, эмблема древней Мидии в Персии. А в нашей стране самый любимый цвет голубой.
И, прежде чем она смогла вымолвить слово, он снял с мизинца массивное кольцо и надел его ей на палец.
— Мадам Бирюза… это выражение моего восхищения, которое охватывает меня, когда я смотрю в ваши глаза. Этот камень обладает способностью менять свой цвет, если человек, который его носит, начинает лгать.
Он повернулся к ней с ласковой и немного насмешливой улыбкой, которая очаровала ее. Она не могла отказаться от подарка и только бессвязно бормотала слова благодарности, глядя на сверкающий на своей руке камень.
Шурша шелковыми тканями, Бактериари Бей поднялся. Его движения напоминали кошачьи — ловкие, полные скрытой силы, выдававшие в нем искусного атлета и наездника.
— Вы научитесь персидскому языку очень быстро. Скажите, а много ли при дворе короля Франции таких красавиц, как вы?
— Столько, сколько волн в океане.
Анжелика порывалась уйти.
— Я должен отпустить вас, раз уж в вашей стране существует такой странный обычай — посылать подарки, а потом забирать их обратно. И почему только король Франции так обращается со мной? Шах Персии очень могуществен! Он может изгнать из страны всех французских подданных и закрыть все двадцать миссий. Он может отказаться продавать вам шелк. А где же еще ваш король сможет найти шелк такого качества, как наш? Такие тутовые деревья с белыми ягодами растут лишь в Персии, и только ими выкармливают шелковичных червей, способных вырабатывать тончайший шелк. Расскажите обо всем, что услышали, королю Франции. А сейчас я иду советоваться со своим астрологом. Идемте!
Глава 17
Иезуит и два француза ожидали в вестибюле. Бактериари Бей прошел мимо них, но вскоре вернулся с безбородым стариком, на голове которого был тюрбан со звездами Зодиака, и с чернобровым юношей, отличительной чертой которого был большой нос. Юноша бегло говорил по-французски.
— Меня зовут Агобян. Я армянский католик и купец, друг и поверенный его превосходительства. А это его духовный наставник и астролог Хаджи Сефид.
Анжелика шагнула вперед, намереваясь сделать реверанс, но остановилась, увидев, что астролог отпрянул и забормотал что-то по-персидски.
— Сударыня, вам не следует приближаться к нашему почтенному исповеднику. Он очень праведен во всем, что касается женщин. И он пришел к нам лишь для того, чтобы осмотреть вашу лошадь и узнать, нет ли тут какой-нибудь связи с неблагоприятным расположением светил.
Астролог был очень худ — кожа да кости, обтянутые полотняным кафтаном, подпоясанным металлическим поясом. Его длинные ногти были окрашены в ярко-красный цвет, такого же цвета были и ногти на ногах, обутых в деревянные сандалии. Казалось, он не ощущал ни холода, ни снега, когда они шли по саду, направляясь в конюшню.
— Каким секретом вы владеете, что не ощущаете холода? — спросила Анжелика.
Старик закрыл глаза и ничего не ответил. Затем вдруг неожиданно молодым и мелодичным голосом произнес несколько фраз. Армянин перевел:
— Наш астролог говорит, что секрет очень прост. Необходимо полное воздержание от всех земных удовольствий. Он отвечает вам, хоть вы и женщина, только потому, что вы не приносите зла. Тем не менее ваша лошадь находится под подозрением. Хотя это и странно, ибо нынешний месяц — время для этого необычное.
Покачивая головой, старик обошел вокруг лошади, затем снова заговорил. Агобян переводил:
— Самый несчастливый месяц может оказаться благоприятным для того, кто искренне молится и кому благоволят звезды. Всевышний принимает молитвы страждущих. Старик говорит, что печали ложатся не морщинами на лицо, а шрамами на сердце. Вы на пути спасения…
Едва астролог пробормотал эти слова, как лицо его внезапно изменилось. Густые брови нахмурились, бледные глаза засверкали. На лицах всех персов мгновенно отразилось то же выражение — гнев.
— Он говорит, — воскликнул армянин, — что среди нас змея, которая воспользовалась гостеприимством, чтобы укусить.
Кривой палец старика с ярко-красным ногтем вытянулся прямо перед ним.
— Флико! — в ужасе закричала Анжелика.
Но двое охранников уже схватили юношу и швырнули на колени. Из его кармана выкатились три драгоценных камня — изумруд и два рубина.
— Флико! — в отчаянии повторила Анжелика.
Хриплым голосом посол выкрикнул какие-то слова и схватился за кривую саблю, висевшую у его пояса.
Анжелика бросилась к нему.
— Что вы собираетесь сделать? Отец, вмешайтесь, прошу вас! Не может же его превосходительство отрубить мальчику голову…
— В Исфагане это было бы уже давно сделано, — холодно заметил иезуит. — И памятуя о вашей безопасности, я советую вам не вмешиваться. Это расценено как оскорбление. Его превосходительство все равно никогда не поймет, почему он не может наказать воришку так, как он того заслуживает.
Тем не менее он попытался смягчить гнев посла, в то время, как Анжелика боролась с охранниками, которые пытались увести ее, а трое других держали Мальбрана, успевшего обнажить шпагу.
— Его превосходительство смягчился и согласен, чтобы вору отрубили только язык и руку, — перевел иезуит слова посла.
— Его превосходительство не имеет права наказывать моего слугу. Мальчик принадлежит мне. Только я могу решать, как его наказывать.
Бактериари Бей обратил на нее взгляд, который несколько смягчился.
— Его превосходительство желает знать, какого наказания, по-вашему, заслуживает воришка?
— Я… я дам ему двадцать семь ударов плетью.
Посол, казалось, задумался, потом издал какое-то утробное рычание, круто повернулся и поспешил в дом.
Слуги молча вывели всех французов вместе с дрожащим от страха Флико из сада и захлопнули за ними ворота.
— Где же наши лошади?
— Их захватили проклятые турки, — сказал Мальбран. — И мне кажется, что они не собираются возвращать их нам.
— Тогда нам придется идти домой пешком, — сказал один из лакеев.
***
…Анжелика как убитая проспала до десяти часов утра. В десять дверь постучали.
— Мадам, вас хотят видеть.
— Я никого не принимаю.
Открыв глаза, она увидела Жавотту.
— Мадам, — сказала бледная служанка, — там два офицера. Они требуют, чтобы я подняла вас. «Неважно, как вы это сделаете», — сказал один из них.
— Пусть подождут, я встаю.
— Мадам, — дрожащим голосом сказала Жавотта, — я боюсь. Похоже на то, что вас хотят арестовать.
— Арестовать?! Меня?!
