Он отодвинул занавеску, осторожно шагнул в комнату и остановился, напряженно вглядываясь в темноту, слегка разбавленную лунным светом, сочащимся сквозь узор тюля. Почти ничего не видно, только светлый квадрат постели прямо перед ним и сгустки темноты рядом – кресла, что ли? Потом глаза привыкли, он стал различать детали и, увидев на белом квадрате простыни тонкий темный силуэт, уже совершенно ни о чем не думая, шагнул к постели, остановился, жадно и ошеломленно разглядывая спящую Ольгу. Господи, ведь этого просто не может быть. Произведение искусства…
Она спала на спине, закинув руки за голову, слегка повернув голову набок, скрестив длинные ноги. Простыня была откинута в сторону, а Ольга была почти обнаженная – только простые белые трусики ярким мазком перечеркивали смуглую фигуру.
Забыв, что в соседней комнате Анна, забыв, что его сюда не звали, забыв обо всем на свете, Игорь непослушными руками стащил с себя халат, не глядя, бросил его на кресло и осторожно лег рядом с Ольгой, опираясь на локоть и не отрывая от нее глаз. Она шевельнулась, медленно повернулась набок лицом к нему и, опуская руки, задела его плечо. И тогда он потихоньку обнял ее, осторожно прижимая к себе, потрясенно ощущая, какая она мягкая, гладкая, нежная и слабая – как котенок…
Нежной и слабой она была три секунды. А потом вдруг напряглась, окаменела, и он с удивлением почувствовал, с какой совершенно невероятной для этого худенького тельца силой ее руки упираются ему в грудь.
– Оленька, – шепнул он одними губами, пытаясь удержать ее в объятиях. – Не бойся меня…
Она рванулась еще сильнее, резче, протянула руку куда-то за голову, и тут же в его живот уперся холодный острый металл.
– Я же предупреждала, что боюсь щекотки, – сказала она совершенно спокойным, ясным, нисколько не сонным голосом. – Предупреждала или нет?
– Разве? – Он почти не слушал, что она говорила, и совершенно не думал, что говорит сам. – Разве предупреждала? Я не помню…
Она замерла на секунду, опять протянула руку куда-то за голову, щелкнула выключателем, и в слабом свете ночника на Игоря уставились ее холодные, холодные, холодные глаза. Она щурилась от света, и выражение ее лица от этого казалось почти брезгливым.
– Ничего себе, – насмотревшись на его виноватую и растерянную физиономию, сказала она наконец без всякого выражения. – Эх, и ничего же себе…
– Оленька, – бормотал он, все пытаясь удержать ее, совершенно не представляя, что говорить дальше. – Оленька, Оленька…
Но она уже не обращала на него никакого внимания. Она насторожилась, оглянулась на дверь, ведущую в комнату Анны, оттолкнула Игоря и, быстро поднимаясь и отыскивая халат, заговорила мягким ласковым голосом, в котором слышалась улыбка:
– Что ты, мой хороший? Я сейчас… Конечно… И мне тоже…
Игорь, приподнявшись на локте, зачарованно смотрел, как она стремительно и бесшумно двигается по комнате, торопливо хватает халат, накидывает его – и вдруг удивленно замирает, сунув руку в карман, как она вытаскивает пачку сигарет, секунду смотрит на нее, а потом сует назад, резко срывает его халат с себя и, поймав взгляд Игоря, раздраженно комкает халат, с силой бросает ему в лицо, свирепо сверкая глазами и зубами, грозит кулаком, хватает с кресла свой халат и, на ходу влезая в него, спешит в комнату Анны… При этом все время говорит тихим, мягким, улыбающимся голосом:
– Иду, иду… Не вставай, Чижик. Ну, что ты, конечно нет.
Она скрылась в комнате Анны, а Игорь поднял с постели маленькие маникюрные ножницы, которыми Ольга ему чуть живот не пропорола, задумчиво повертел их в пальцах, осторожно положил на тумбочку, встал, надел свой халат и вышел на балкон, стараясь ступать как можно тише и не задеть по пути чего-нибудь. Анна проснулась. А Ольга… Что же теперь будет? Все что угодно, понял Игорь. Пусть она его своими маникюрными ножницами в лапшу искрошит, если захочет. Только бы не ушла.
Он стоял на балконе, вертел в пальцах сигаретную пачку, прислушивался к невнятным голосам в комнате Анны, ждал и боялся. В комнате Ольги возникло какое-то движение, он оглянулся – она вышла от Анны, открыла встроенный в стенной шкаф холодильник, вынула из него большую пластмассовую миску, бесшумно закрыла дверцу холодильника и с миской в руках опять скрылась в комнате Анны. Игорь следил за каждым ее движением так, будто каждое ее движение ему необходимо было запомнить на всю жизнь. Из комнаты Анны послышался негромкий восторженный визг, заливистый детский смех и мягкий счастливый смех Ольги, потом все стихло, и он долго ждал, что будет дальше. Наконец Ольга бесшумно появилась в своей комнате с миской и полотенцем в руках, поставила миску на тумбочку, села на постель, оперлась локтями о колени, уткнулась лицом в смятое в комок полотенце. Она долго сидела неподвижно, и в позе ее была такая усталость, такое напряжение, даже отчаяние… Игорь уже хотел как-то обнаружить свое присутствие, но тут она выпрямилась, зачерпнула из миски горсть колотого льда, завернула его в полотенце и, сбросив халат, стала неторопливо тереть себя этим ледяным компрессом – лицо, руки, ноги, живот… Пачка сигарет тихо хрустнула в кулаке Игоря, и Ольга замерла, оглянувшись, быстро протянула руку к ночнику, и свет в ее комнате погас. А он все стоял и пялился в темноту, и ждал неизвестно чего, и надеялся… да нет, ни на что он, конечно, не надеялся.
Через минуту она вышла на балкон, на ходу затягивая пояс халата, остановилась рядом с Игорем, положив руки на перила балкона и глядя в небо, помолчала немного и сказала:
– Извините, меня никто не предупредил, что… это… тоже входит в мои обязанности.
– Оленька, – сказал он с трудом. – Оленька, что ты говоришь?!. Как ты могла подумать?!.
– Нет? Хорошо… – Она опять помолчала, и Игорь заметил, с какой силой ее пальцы вцепились в перила балкона. – Тогда остается думать, что вы недовольны моей работой в качестве няни Чижика и… Хотите, чтобы я ушла? Но об этом можно и прямо сказать. Зачем же вынуждать меня уйти такими… окольными путями?
– С ума сойти, – сказал Игорь беспомощно. – Я не хочу, чтобы ты ушла. Я думать боюсь, что ты можешь уйти… – Он протянул руку, будто хотел удержать ее, будто боялся, что она уйдет вот прямо сейчас, но наткнулся на ее взгляд и опустил руку. – Не уходи, пожалуйста.
– Я подумаю, – сказала Ольга, повернулась и скрылась в комнате.
Игорь пошел к себе, лег и долго валялся без единой мысли в голове, с таким чувством, будто не то его несправедливо обидели, не то он несправедливо обидел… Под утро он наконец уснул, но тут же проснулся – еще шести не было – и с тем же смешанным чувством вины и обиды спустился в кухню, сварил целый кофейник невозможно крепкого кофе и пил его до тех пор, пока не пришла тетя Марина – завтрак готовить. Он не представлял, как встретится с Ольгой при чужих, и отпустил тетю Марину, заявив, что сам приготовит и завтрак, и обед, и вообще до завтра все свободны. Пусть и Павел Петрович отдохнет – не надо сегодня ни строек, ни ремонтов, ни сельхозработ, обойдемся… Понятно? Понятно. Ну и до завтра.
