– Еще бы, ведь вы ее в туалете заперли. У человека двадцать больных на приеме, десяток вызовов. А ПОЖИЛАЯ пациентка с признаками легкого маразма утверждает, что у нее в унитазе лежит солитер, требует удостовериться и на два часа запирает доктора в туалете.
– На двадцать минут. Нечего было мне как школьнице выговаривать: вы не сдаете анализы, не выполняете предписания. Катись ты со своими рецептами!
– Пожалуй, я так и сделаю. Поскольку у вас нет жалоб и вы вызываете врача исключительно для того, чтобы потешить себя и развлечься, в моем присутствии нет необходимости. Вам нужен не терапевт, а психиатр.
– Были психиатры, обследовали. Нашли абсолютно здоровой, кроме некоторой повышенной эмоциональной возбудимости, которая выражается в использовании ненормативной лексики. А чего тут удивляться? Когда родителей репрессировали, меня в деревне спрятали. Там слова никто не говорил, чтобы к нему матюка не пристроить. Представляешь, я в восемнадцать лет приехала на рабфак поступать и так материлась, что фронтовики рты раскрывали. Вернее – закрывали.
– На молодых людей это, конечно, производило большое впечатление.
– Неизгладимое.
Мария Петровна отчетливо видела, что докторша желает свести общение к формальному, но срывается, невольно отвечает и вступает в разговор. Хоть и крепкий орешек, да зеленый еще.
– У меня всю жизнь, – продолжала Мария Петровна, – отбоя от мужиков не было, как пиявок их от себя отрывала. Иначе и быть не могло. Ты бы меня видела в молодости! Сокрушительное сочетание: с виду воздушная тургеневская барышня, а внутри трактор на гусеничном ходу. Не из тех я была, что на диванчиках с пяльцами сидят, о прынце мечтают. На кой черт они прынцу нужны? У него зарплата меньше, чем у жены. Прынцу подавай друга и соратника, который плечо подставит. Ему нужна здоровая крепкая лошадь в соседнюю упряжку, а не трепетная лань. Хотя, конечно, желательно, чтобы лошадка походила на нарядного пони.
– И где же ваши мужья и дети?
– Померли.
– И муж, и дети?
– Муж пять лет парализованный лежал. Инсульт. Чудной стал…
– А дети? – настойчиво перебила Ирина Николаевна.
Мария Петровна отвернулась, недовольно сморщилась и после секундной заминки ответила:
– Не дал Бог детей.
– Понятно. С вашего позволения, я помою руки. Где у вас ванная?
– По коридору налево вторая дверь. Правильно, помой руки, нечего меня грязными лапать. Да смотри! – крикнула Мария Петровна вслед уходящей докторше. – Не сопри там чего-нибудь! У меня парфюмерия дорогая.
Ирина в ванной открыла кран, посмотрела на свои руки. Пальцы дрожали, заледенели, как на жгучем морозе. Только мороз был не внешний, а внутренний, тек по венам вместо крови.
Хорошо держалась, можно себя похвалить. Вот только предательский тремор рук. Они всегда так ведут себя в минуты большого волнения. На экзамене в институте преподаватель однажды возмутился: «Что за вульгарная манера – отвечать и держать руки в карманах!» Ирина молча положила перед ним руки на стол, ладонями вниз, пальцы отбивали дробь. «Извините!» – стушевался преподаватель.
Маленькая удача: пальцы начали вибрировать после того, как Степанова попросила показать руки в самодеятельном спектакле «разве ты не домработница?».
Под струёй горячей воды Ирина ожесточенно массировала кисти. Пальцы покраснели, кажется, немного отпустило. Она закрыла кран, посмотрела на хозяйские полотенца: прикасаться к ним противно. Достала из кармана брюк носовой платок, вытерла руки, промокнула лицо. Своему отражению в зеркале проговорила как заклинание:
– Это только вздорная больная старуха! И все! Меня с ней ничего не связывает! Ничего! Когда работала в градской больнице, лечила вонючих бомжей. Представь, что это бомжиха, просто ее отмыли.
По длинному коридору Ирина возвращалась в гостиную. Руки не дрожали, но казалось, вибрирует сознание, гудит, как трансформатор, который должен понизить напряжение. Так бывает при эмоциональном накале, когда испытываешь сильное волнение и вынужден тщательно скрывать его. От «трансформатора» подается «ток» только к одной мысли, яркой неоновой вывеске:
«ЛУЧШЕ ТЫСЯЧА БОМЖЕЙ, ЧЕМ ОДНА МАРИЯ ПЕТРОВНА СТЕПАНОВА».
Перед тем как открыть дверь, Ирина глубоко вздохнула и сказала себе: «Погаси лампочки на вывеске и не ври себе. Если бы ты не испытывала жгучего интереса, в пять минут свернула бы визит».
2
Когда Ирина вернулась, Мария Петровна уже перестала изображать прикованную к креслу инвалидку, стояла посреди комнаты, одергивала платье.
– Раздевайтесь, – велела Ирина.
Про себя отметила, что старуха отлично сохранилась. Не толстая, но крепко сбитая, мягкие округлые линии плеч, груди, бедер не расплылись, трикотажное платье подчеркивает плавность и женственность фигуры. И никакая она не старуха, хотя мысленно Ирина предпочитала называть Марию Петровну именно так.
Ирина перевидала сотни больных, сотни голых человеческих тел. Но ее почему-то всегда умиляли старухи, среди которых часто встречались замаскированные одеждой молодые женщины. Лицо в морщинах, руки от кончиков ногтей до ключиц, ноги от щиколоток до колен – дряблые, темные, в пигментных пятнах. А торс и бедра, которые не подвергались солнечному облучению, молочно-белые и удивительно молодые. Наверняка и Мария Петровна такая, но никакого умиления по отношению к ней Ирина не испытывала. Подошла к столу, вытащила из сумки фонендоскоп, повесила на шею, взяла в руки аппарат для измерения давления.
Раздеваться Мария Петровна не собиралась. Так и заявила:
– И не подумаю!
– Очень мило! – усмехнулась Ирина. – Зачем вы меня пригласили?
– Тебя лично никто не приглашал.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я приглашала хорошего врача.
– Зачем?
– Чаю попить! – с вызовом ответила Мария Петровна.
– Чаю? И только?
– Можно с вареньем, с бутербродами. Ты не очень прожорливая?
– Я вообще пациентов не объедаю и чаи с ними не распиваю. Ошибочку допустили, гражданка.
Ирина сняла с шеи фонендоскоп, затолкала в сумку. Следом упаковала тонометр, громко и резко застегнула «молнию» на сумке.
– Уходишь? – спросила Мария Петровна.
– Мне здесь делать нечего.
– Ну, растудыть жабу через коромысло! Доктора пошли! Не послушала, давление не измерила. Может, у меня криз?
– Врожденный, – тихо, точно самой себе, пробормотала Ирина.
Но Мария Петровна отлично услышала:
– Насмехаешься? А если я во врачебном уходе нуждаюсь?
– Об уходе отсюда только и мечтаю. Или вы сейчас же раздеваетесь, или я ухожу!
