— Он действительно отпускает на свободу рабов с захваченных кораблей?
Д'Эскренвиль скрипнул зубами и пожал плечами.
— Безумец! У него большое богатство, и он развлекается тем, что разоряет других. Купцы и банкиры из больших городов готовы ему в ноги кланяться, потому что он, якобы, выравнял курс денег. Он уже начинает везде командовать. Но долго этому не бывать. Пусть его берегут христиане-охранители, найдется человек, который отправит к праотцам в один прекрасный день этого урода с отрубленным носом, эту карнавальную маску, этого базарного колдуна… Волшебник Средиземноморья!.. Ха-ха-ха! Вот я, я — Ужас Средиземноморья… Мы еще посмотрим!.. Я ненавижу его, и все пираты его ненавидят, все торговцы рабами: Меццо-Морте, Симон Данза, Фабрицио Олигьеро, братья Сальвадор, испанец Педро Гармантаз и даже мальтийские рыцари, да все, все… Как это он оказался в милости у султана Марокко Мулея Исмаила? Никому не известно! Могучий султан предоставил ему свой шатер и выделил мавров из собственной стражи. Но хватит говорить об этой личности. Хотите кебаб?..
Он протянул ей блюдо с мясными пирожками (в фарш были добавлены кислые ягоды тамариска), жаренными в бараньем сале.
Глава 14
Каждый вечер маркиз д'Эскренвиль приглашал Анжелику подняться на мостик и разделить с ним обед. Он держался, насколько мог, вежливо, видимо, под влиянием Корьяно. Иногда все же натура брала верх, и он обращался к Анжелике на «ты», говорил разные пакости. Бывало и так, что, вспомнив давнее воспитание, он умел занять внимание молодой женщины. Она обнаружила, что он хорошо образован, знает все восточные языки и может читать греческих классиков в оригинале. Странный это был человек. То на него находили приступы озверения, и он мучил своих рабов, то вдруг проявлял к кому-то из них почти отеческую нежность. Нередко он приказывал привести к рубке десяток хорошеньких негритят, купленных в Триполи. Босоногие дети тихонько становились на коленки и послушно молчали, поблескивая белками больших глаз.
— Ведь хороши? — сказал как-то д'Эскренвиль, любуясь ими. — Знаете, что за этих суданских дикарей платят золотом?
— В самом деле?
— Это же евнухи.
— Бедные дети!
— Почему?
— Их так ужасно искалечили.
— Подумаешь! Их колдуны очень ловко производят эту операцию. А потом смазывают ранку маслом и засыпают ребят по пояс горячим песком пустыни, пока не заживет. Это хороший метод: вожди племен, которые приводят мальчишек на берег и продают их нам, утверждают, что из сотни умирает не более двух.
— Бедные дети! — повторила молодая женщина.
Пират пожал плечами.
— Вот уж кого незачем жалеть. Разве это отродье каннибалов могла ждать лучшая судьба? Они ведь родом из страшных мест, где тот, кто не достался на зуб льву, не спасется от вражеского копья. А враги сожрут его живым. Эти племена питаются кореньями да крысами. А теперь эти мальчишки будут есть досыта. Пока малы, ничего не будут делать, только играть в трик-трак или в шахматы с сыновьями султана либо сопровождать их на соколиную охоту. Ну а когда станут взрослыми, получат первостатейные должности. Вы что, забыли историю? Ведь в Византии несколько евнухов стали коронованными императорами. А сколько я знаю таких, кто командует своим господином, ослепленным наслаждениями. Вы еще услышите о старшем из черных евнухов Султана султанов, о начальнике белых евнухов его брата Солимана, Шамиль-бее, а также об Османе Ферраджи, Верховном евнухе марокканского султана Мулея Исмаила. Это великан, чуть не в два туаза ростом. Замечательный человек, с какой стороны ни посмотреть: свирепый, хитрый, умный. Это он возвел Мулея Исмаила на трон, помогая уничтожить несколько десятков других претендентов, стоявших у Исмаила на пути. — Он остановился, захваченный злой мыслью, и расхохотался.
— Да! Да! Я полагаю, вы очень скоро убедитесь, прекрасная пленница, как велика власть евнухов на Востоке.
Анжелика прислонилась к колонне, залитой солнцем, как на всех островах Киклад, и растерла в пальцах веточку базилика. Эту душистую веточку протянул ей в знак мира и приветствия несколько минут тому назад, когда она проходила через деревню, православный священник в камилавке с развевающимися черными концами. Бедный старик, не способный понять, что творится, пытался спасти свою паству от насилия пиратов. Он старался растолковать что-то молодому белокурому пирату, спустившемуся на берег вместе со страшными моряками. Может быть, хоть этот пожалеет несчастных бедняков?..
Д'Эскренвиль, недолго думая, схватил старика за бороду и швырнул его на землю, осыпая ругательствами по-гречески и пиная ногами.
— Безбожник! — крикнула Анжелика.
Священник протянул к ней костлявые руки и быстро заговорил. Маркиз рассмеялся.
— Он думает, что вы — мой сын, и молит вас, ради моей любви к вам, вмешаться и спасти его двух дочек от поругания. Ха-ха-ха! Давно таких глупостей не слышал.
— А если я вас попрошу об этом?
Старик бросал на нее умоляющие взгляды.
— Уйдите отсюда, — приказал пират. — Нечего вам вмешиваться в то, что мы здесь делаем.
Она ушла, стараясь не смотреть на безобразное зрелище, свидетелем которого ей уже не раз приходилось быть.
С тех пор как болезнь оставила ее, Корьяно настаивал, чтобы она всякий раз спускалась на берег при остановках корабля. Свежий воздух будет способствовать ее выздоровлению. Как будто ей мало было воздуха на мостике! Но Корьяно был настойчив. Ей необходимы прогулки. В первый раз она робко ступила на берег, так странно было чувствовать под ногами твердую почву. Она побрела тогда в сторону от деревни, предоставив флибустьерам заниматься своей гнусной торговлей. Ей удалось укрыться в тени храма среди белоснежных обломков старинных статуй.
От веточки базилика пахло так же, как от этой выжженной солнцем земли. Деревья тут не росли. Все было бедно и голо и в то же время исполнено вечного величия. Тут не было воды, но была живительная влага поэзии, благодаря которой произросли неувядаемые легенды и мифы.
На пригорках звонко перекликались пастухи, а Савари, вооруженный деревянными гребнями, пробирался по крутым тропкам, чтобы вычесывать ладан из козьей шерсти. Сегодня вечером он принесет свою добычу — горсточку липкой смолы. Сегодня вечером на берегу соберутся плакальщицы, будут царапать себе лица и посыпать пеплом седые волосы… Она закрыла глаза. Душистый запах навевал мечты, а солнце пробуждало в ней желание жить…
Маркиз появился рядом и стал разглядывать ее. Она все еще опиралась на колонну, и поза ее была юношески грациозна, голова склонилась под тяжестью узла золотых волос, губы прикасались к зеленой былинке, веки опустились, и он подумал, что ему нравится двусмысленное очарование ее мужского костюма. В платье она слишком бы походила на ту, «другую», и он убил бы ее в конце концов. А так она была слишком женщиной, сиреной, и слишком беззащитной.
