От передового отряда постоянно отрывались всадники на верблюдах и лошадях, убыстрявшие шаг каждый раз, когда караван приближался к ущелью или опасному отрогу, за которым могла притаиться засада. Разведчики карабкались на отвесные утесы, откуда могли заметить спрятавшихся грабителей. Завидя что-либо подозрительное, они давали сигнал выстрелом из ружья, а о подробностях сообщали особым способом — при помощи солнечных зайчиков.
Анжелика разместилась в паланкине на горбе лохматого верблюда. Это было немалой честью, поскольку большинство женщин, даже те, что предназначались в гарем, шли пешком или ехали на ослах.
Путешественники продвигались среди гор, то голых, то поросших кедром и акацией. Носильщики — по большей части арабы, — а также все негры, даже дети, были в седле и вооружены. Те самые дети, что нежились от безделья в караван-сарае, в пути проявили себя неутомимыми всадниками, улыбчивыми, подтянутыми и вымуштрованными; единственным, что их раздражало, был запрет преследовать бандитов и показывать свою удаль, скача во весь опор по ущельям и перерубая на полном скаку толстые ветви.
Зато взрослые негры из эскорта, не в пример неспокойной молодежи, шествовали надменно и бесстрастно. Они были богато вооружены ружьями и копьями, все как один в красных тюрбанах и плащах из пунцового шелка. То были свирепые нукеры из гвардии марокканского султана. Рядом с ними несколько небольших отрядов турок-янычаров, посланных алжирским пашой и Меццо-Морте сопровождать высокого гостя при переходе через срединные Атласские горы, казались кучками бедных родственников.
Осман Ферраджи был пастырем всего этого стада, медленно продвигавшегося в облаке золотистой пыли. Верхом на белой лошади он постоянно объезжал колонну, держал связь с офицерами, укрощал выходки юнцов, а также не забывал заботиться о самых ценных пленницах.
Одет он был в свой цветастый суданский плащ и вызолоченный тюрбан, сверкавший на солнце, когда он привставал в седле, всматриваясь вдаль, или оборачивался, чтобы отдать приказ своим мелодичным женственным голосом, неожиданно забавным при его обличье гиганта.
Именно он вел переговоры с предводителями бандитов, когда обнаруженная засада грозила затяжной схваткой. Грабители были столь многочисленны, что их полное уничтожение грозило бы чрезмерной тратой боевых припасов. Проще было заплатить им дорожный сбор несколькими мешками золота и зерна. Среди разбойников было много берберов и кабилов в голубых одеждах, с почти белой кожей, встречались и люди из горских племен, земледельцы — все, кого скудость доходов толкала на грабеж. Вооруженные луками и стрелами, они немногого стоили в битве против мушкетов марокканского монарха.
— Вот плоды беспорядков, которые алжирское и тунисское регентства развели на своих землях, — с презрением ронял Осман Ферраджи. — Вот чем исламский мир расплачивается за то, что допустил к власти западных ренегатов, заботящихся только о сиюминутных выгодах. Вы увидите, как все переменится, лишь только мы вступим в Марокко. Местные предводители головой отвечают за каждый предмет, пропавший у путешественника, остановившегося на их землях. А потому дороги там спокойнее, нежели где-нибудь в мире!
Осман Ферраджи торопился достигнуть пределов обетованной страны. Многочисленность каравана и богатство поклажи притягивали разбойников, как мед мух. И немудрено. Фатима перечислила Анжелике все, что алжирский адмирал посылал могущественнейшему Мулею Исмаилу. Среди этих сокровищ был даже золотой трон, украшенный драгоценными камнями и имевший особую историю. Меццо-Морте захватил его вместе с венецианской галерой, которая, в свою очередь, позаимствовала его у бейрутских корсаров, к ним же он попал, будучи похищен у персидского шаха во время его поездки по землям шиитов и исмаилитов. Только по весу золота он оценивался в восемьдесят тысяч пиастров. А еще — два Корана в роскошных переплетах, три сабли, украшенные драгоценными камнями, туалетная комната с семьюдесятью девятью предметами из золота, тысяча кусков муслина на тюрбаны, два тюка тончайшего персидского шелка и пятьсот тюков ординарного венецианского шелка. Были там также сто юношей и двадцать черных евнухов из Сомали, Ливии и Судана, десять черных эфиопов и семеро белых, так называемой халдейской расы, шестьдесят арабских скакунов, из коих семь — с седлами. Затем — уздечки, украшенные золотом, попоны, вышитые жемчугом, карликовый суданский слон в пунцовом облачении, жирафа из Бахра, газель с Верхнего Нила и двадцать пять тюков ружей из страны друзов. К тому же двадцать красивейших женщин всех рас…
Человека, привыкшего к роскоши, такой список не мог не впечатлить. Как подсчитала Анжелика, стоимость подарков доходила до двух миллионов ливров! Это давало почувствовать высокое положение и власть калабрийского разбойника, с которым она обошлась так резко. И так же она обойдется с султаном, каким бы грозным его не считали! Тут Анжелику охватывала дрожь, выводившая из оцепенения, в которое ее погружала многодневная тошнотворная тряска на верблюжьей спине.
По вечерам ставили палатки, и синеватый дым затмевал прозрачность посвежевшего неба цвета лимона или апельсина. Чтобы развлечь гаремных женщин, Осман Ферраджи посылал им какого-нибудь фокусника или укротителя змей; дервиша — глотателя скорпионов, кактусов и толченого стекла; танцора, сопровождавшего гигантские прыжки звуками тамбурина с бубенцами. Имелся также слепой певец, терзавший крошечную гитару. Сидя на корточках перед палатками невольниц и обратив к небу лицо цвета перезрелой сливы, он тянул нескончаемую монотонную песнь во славу Мулея Исмаила. Анжелика уже настолько познакомилась с арабским языком, что могла понять смысл повествования.
«Он молод, красив и редкостно силен. Он часто меняется в лице при смене обуревающих его страстей. Радость делает его почти белым. Гнев — почти черным, а глаза его становятся кроваво-красными. У него живой и решительный ум. Он угадывает мысли тех, кто к нему обращается. Он тонок и хитер, всегда умеет достичь цели. Он предвосхищает бедствия и постоянно настороже. Он бесстрашен и мудр, когда беда настигает его, и проявляет чудесную стойкость и упорство в невзгодах… Гордостью он превосходит покойного Гаруна-аль-Рашида, а перед лицом Аллаха нижайше скромен, подобно последнему паршивому нищему. Он велик во всем, поскольку Пророк говорит его устами».
Анжелика слушала, укачиваемая резким монотонным голосом. Она лежала у входа в удобную палатку, на лучших подушках. Жилище она делила с юной черкешенкой, очаровательной и грустной, которая не переставала плакать, томясь разлукой с отчим домом.
Путешествие на спине верблюда убедило Анжелику в преимуществах турецкого костюма, который она уже надевала в Кандии. Длинная накидка из легкой ткани, муслиновая рубаха с длинными рукавами, широкополая шляпа с вышивкой больше подходили для путешествия в горах и пустыне, нежели жесткие фижмы, крахмальные воротнички и тесные корсеты. Анжелика грызла фисташки, облепленные крупной сахарной крошкой и обжаренные в бараньем жире, и говорила себе, что для полноты счастья ей не хватает только превратиться в толстуху.
А меж тем певец продолжал:
«Он победил врагов и царствует один. Скольким неверным по вечерам рубят головы! Сколько из них еще хрипят, когда их волочат по земле. Сколько глоток пронзили наши копья, сколько дротиков торчит во вражеской груди! Сколько пленных, сколько мертвецов, поверженных во прах! Сколько раненых багрит землю кровью! Хищные птицы отяжелели от крови. Каждую ночь шакалы рвут свежее мясо. Шакалы и коршуны говорят: „Здесь прошел Мулей Исмаил. Поутру его воины были пьяны без вина“. Его наместник Ахмет послал ему шесть тысяч голов, отправив их на двух колесницах. Когда в Мекнесе пересчитали, не хватило десяти голов. Мулей Исмаил схватил саблю и отрубил десять голов нерадивых стражей…»
