– Что он говорит?
– Понятия не имею. Но мы уже видели его раньше, помнишь? По-моему, это вождь. И зовут его Скакатай.
Вождь заходил в юрту в первые часы, чтобы осмотреть пленников.
– Этот дрянной коротышка хочет на нас нажиться. Какие слова ты произносил?
– Darughachi. Tengri.
Сейбл сердито зыркнула на Скакатая.
– Понял? Tengri, tengri. Мы посланцы Бога. И я не собираюсь ехать в Царство Радости со связанными руками. Развяжи нас, а не то я поджарю твою несчастную задницу ударом молнии.
Скакатай, ясное дело, не понял ни слова, кроме tengri, но интонация Сейбл сделала свое дело. Он ответил еще одной непонятной тирадой, Сейбл надерзила ему, но затем Скакатай кивнул одному из своих сыновей, и тот разрезал ножом путы на руках у Коли и Сейбл.
– Молодчина, – похвалил спутницу Николай, потирая затекшие запястья.
– Ерунда, – самодовольно отозвалась Сейбл. – Это еще не все. – Она стала тыкать пальцем в ту сторону, где на траве стоял посадочный модуль «Союза», потом указала на парашютный шелк, сваленный около одной из юрт. – Я хочу, чтобы мне отдали то, что принадлежит мне. Принесите этот шелк в повозку. И все, что вы украли из «Союза»…
Эти слова ей пришлось втолковывать дольше и сопровождать жестами, но в конце концов Скакатай, ворча и ругаясь, велел своим людям уложить в повозку парашют. Из юрты вынесли кое-что из вещей, вынутых из модуля. Вскоре на повозке возникла целая гора: парашют, скафандры и прочее оборудование. Коля удостоверился в том, что среди всего этого имеется аптечка первой помощи и пистолеты-ракетницы, а также детали радиопередатчика – их единственной возможности выйти на связь с внешним миром, с Кейси и его товарищами в Индии.
Сейбл порылась в вещах, достала спасательный плот и торжественно протянула Скакатаю.
– Вот, – сказала она. – Дар Небес. Когда мы уедем, потяни вот за эту штучку. Врубился?
Она несколько раз показала пантомимой, что надо сделать, пока не стало ясно, что монгол все уразумел. Тогда Сейбл торжественно поклонилась, Николай последовал ее примеру, и они снова забрались в повозку.
Всадники тронулись с места. Один монгол повел под уздцы лошадей, запряженных в повозку, ее колеса завертелись.
– Спасибо за баранинку, приятель, – крикнула Сейбл, обернувшись назад.
Коля внимательно смотрел на нее. Мало-помалу, начиная с полной слабости и уязвимости, она стала овладевать ситуацией. За дни, прошедшие после приземления, Сейбл словно бы усилием воли выжгла из себя страх – но от ее целеустремленности Коле стало не по себе.
– В самообладании тебе не откажешь, Сейбл. – она усмехнулась.
– Женщина ни за что не добьется успехов в отряде астронавтов, если не научится жесткости. И кроме того, приятно хотя бы отчалить более стильно, чем мы прибыли…
Послышался громкий хлопок и хор изумленных голосов. Скакатай дернул за канатик в уголке надувного плота. Раскрыв от удивления рты, монголы таращили глаза на ярко-оранжевое чудо, невесть откуда взявшееся. Пока деревня еще не скрылась из глаз, космонавты успели увидеть, как на плот взобрались детишки и принялись на нем скакать.
Всадники и повозка очень быстро продвигались вперед. Несколько часов подряд конники гнали лошадей рысью, и Николай не сомневался в том, что такой аллюр быстро утомит животных, но они явно привыкли к такому бегу. Монголы перекусывали, не спешиваясь, и полагали, что космонавты должны вести себя так же. Они не останавливались даже для того, чтобы справить нужду, и Сейбл с Колей приноровились пригибать голову или отстраняться, когда по ветру летела струя мочи всадника.
Пока они ехали, Николай несколько раз замечал вдалеке огоньки, безмолвно парящие над землей.
«Не такие ли это шары, как Око в Индии, о котором рассказывал Кейси? – гадал Коля. – И если да, то не по всему ли миру парят эти Очи?»
Николай с большим удовольствием занялся бы исследованием одного из этих шаров, но дорога ни разу не пролегала вблизи от них, а монголы никакого любопытства не выказывали.
Солнце еще не добралось до зенита, когда отряд сделал остановку на постоялом дворе. Это была всего-навсего горстка юрт, затерянных посреди бескрайней пустоты степей. Однако возле одной из юрт стояли на привязи несколько лошадей, а чуть поодаль тихо и мирно пасся целый табун. Всадники позвонили в колокольчик, выбежали хозяева постоялого двора. Быстрые переговоры – и всадники сменили лошадей и продолжили путь.
Сейбл проворчала:
– Я бы не отказалась хоть немного отдохнуть. Все-таки жестковато трястись в этой гадской повозке.
Николай оглянулся на постоялый двор.
– Это, наверное, ям.
– Что-что?
– Было время, когда монголы владели всей Евразией – от Венгрии до Южно-Китайского моря. Единство громадной империи им помогала поддерживать система быстрого перемещения – сеть дорог и станций, где можно было сменить лошадей. Подобная система была и у римлян. Гонец мог за день проделать путь в двести, а то и в триста километров.
– Какая же это дорога? Мы просто едем по безлюдной степи. Как же эти парни узнали, как разыскать эту станцию?
– Монголы учатся ездить верхом раньше, чем ходить, – объяснил Николай. – Разъезжая по этим просторам, они становятся очень опытны в плане ориентирования. Возможно, им даже не приходится задумываться об этом.
Наступила ночь, но монголы все скакали вперед. Они засыпали в седлах – но один или двое брали на привязь остальных лошадей. Сейбл не могла уснуть из-за тряски. А Коля, измученный бессонными ночами, переживший столько страданий, надышался свежим степным воздухом и проспал от заката до рассвета.
Все-таки время от времени всадниками овладевала растерянность. Им приходилось пересекать особые, ровные, как по линейке вычерченные, линии – границы между выжженной степью и участками, где росла ярко-зеленая трава, и другими местами, где кое-где пестрели увядающие цветы. Но еще более странно выглядели места, где в тени лежали полурастаявшие снежные сугробы. Николай прекрасно понимал, что эти подозрительно прямые границы – не что иное, как линии, ограничивающие разные по хронологии участки планеты, что эта степь скроена из мириадов фрагментов, взятых из разных времен года – и даже из различных эпох. Но точно так же, как снег таял под солнцем, так же быстро увядали весенние цветы, а летняя поросль травы желтела, бурела и сохла.
«Возможно, – думал Николай, – пройдет полный цикл времен года, и природа оправится от потрясения, разрозненные клочья срастутся межу собой».
Но он подозревал, что одного года будет мало для того, чтобы из этих смещенных относительно друг друга во времени участков сформировалась новая экология.
Монгольские кочевники во всем этом, конечно, ничего не понимали. Даже лошади вставали на дыбы и испуганно ржали, пересекая странные и неприятные линии перехода от одной территории к другой.
