— Пожалуйста, — сказал он спокойно, — отправляйтесь за ним, но я отсюда не уйду. Мне спешить некуда. Я служу святому делу: надо очистить город от опасных заговорщиков. Ибо злые ангелы сговариваются против добрых, а дурные подданные против верных подданных короля, а в Ла-Рошели те и другие сходятся.
— Вы что же, хотите объявить нас предателями, изменниками Франции? — возмутился Легу, городской голова, нахмурившись и шагнув вперед. Мэтр Габриэль вмешался:
— Кто пойдет за господином де Барданем?
— Я остаюсь здесь, и люди мои будут со мной, — издевательски улыбаясь, заявил Бомье.
— Ну, так я пойду, — сказала Анжелика. Она уже набросила пальто и быстро спускалась по лестнице.
— Бегите поскорей, — хихикнул вдогонку ей Бомье.
Анжелика быстро пересекла город. Она так спешила, что ноги ее взлетали над булыжниками мостовой, почти не касаясь их. Но в доме де Барданя ей сказали: «Он во Дворце правосудия». Во Дворце правосудия после многих отсылок и задержек наконец один чиновник сообщил, что господин де Бардань пошел в гости к главному судовладельцу Жану Маниго.
Анжелика помчалась туда. Что могло произойти за это время в доме, где заряд страстей был больше, чем в дуле пушки? Насмешки Бомье и грубость его солдат уже высекали искры, сталкиваясь с возмущением и гневом протестантов… А ведь она бросила там Онорину! Какое безрассудство! Ей уже мерещились опустошенный дом, печати на дверях, все в тюрьме или бог весть где…
Умирая от тревоги, она добралась наконец до великолепного особняка Маниго.
Господин де Бардань изволил кушать вместе с семейством Маниго под наблюдением нескольких поколений судовладельцев, гордо взиравших с портретов. В комнате приятно пахло горячим шоколадом, который раб Сирики разливал в серебряные чашки, а в середине стола в большой фарфоровой вазе лежала целая груда заморских плодов: ананасы, померанцы, а рядом кисти местного винограда. Анжелика и глазом не повела на всю эту роскошь. Задыхаясь, она бросилась к наместнику:
— Умоляю вас, идите скорее. Господин Берн зовет вас на помощь. Он надеется только на вас.
Господин де Бардань галантно поднялся на ноги, приятно удивленный видом бросившейся к нему женщины. Анжелика разрумянилась от бега, глаза ее сверкали, грудь высоко поднималась под черным корсажем. Ее волнение, умоляющее выражение лица и чудесные глаза не могли оставить хладнокровным человека, преданного слабому полу. Это был случай как раз во вкусе Никола де Барданя.
— Сударыня, успокойтесь и объясните мне все без боязни, — произнес он, смягчив голос и ласково взглянув на просительницу. — Я вас не знаю, но обещаю выслушать вполне благожелательно.
Анжелика успела спохватиться, что проявила невежливость к господину Маниго и его толстой супруге, и торопливо приветствовала их. Затем рассказала, волнуясь, о том, что произошло в доме мэтра Габриэля… Там может возникнуть бог весть что, самое страшное.., а может быть, уже и случилось… Она всхлипнула.
— Ну, что вы, успокойтесь же, успокойтесь, — повторял господин де Бардань. — Почему эта женщина так волнуется? — обратился он к господину Маниго. — Что там за беда? Это все пустяки.
— Господин Берн вечно попадает в какие-нибудь истории, — кислым тоном произнесла госпожа Маниго.
— Но пойми же, моя добрая Сара, — возразил судовладелец, — не может он допустить, чтобы тело его дяди волочили на жердях.
— Я знаю одно: такие вещи только с ним случаются, — самодовольно заявила толстуха.
Она хлопнула в ладоши:
— Дочки, собирайтесь, наденьте накидки из черного бархата, и Жереми пусть наденет суконный костюм. Мы должны отправиться к бедному Лазарю, чтобы молитвами проводить его в вечность.
— Конечно, мы сейчас отправимся. Меня не успели известить о его кончине,
— заволновался вдруг Маниго.
— Я поеду вперед, — бодро воскликнул де Бардань. — Эта дама так торопит меня, что я не смею задерживаться.
Он посадил Анжелику в поджидавший его экипаж, по бокам которого стояли два стрелка.
— Боже мой, только бы не опоздать, — прошептала Анжелика. — Пожалуйста, велите ехать скорее.
— Как вы нервничаете, милое дитя! Готов поспорить, что вы родились не в Ла-Рошели.
— Действительно, я не отсюда. Но почему вы так решили?
— Потому что вы бы привыкли к подобным историям, которые, что бы ни говорила госпожа Сара, в нашем городе не редкость. Увы! Иногда мне приходится поступать жестоко. Закоренелое зло должно быть наказано. Однако в данном случае я должен признать, что Лазарь Берн не отяготил упрямства, с которым на протяжении восьми десятков лет держался ложных верований, непростительным преступлением отступничества от истинной веры…
— И вы не разрешите этому отвратительному человечку волочить его тело по грязи?
Королевский наместник засмеялся, показывая свои красивые и очень белые зубы, оттеняемые каштановыми усами.
— Это вы Бомье так называете? Должен признаться, ему подходит. — Он слегка нахмурился:
— Я не всегда соглашаюсь с ним при выборе методов, которыми мы действуем… Но простите, мне кажется, с одной стороны, что я с вами только что познакомился, а с другой, что я вас уже видел… Если это так, не понимаю, как я мог забыть имя такой прелестной особы…
— Я служанка мэтра Габриэля Берна.
Он вдруг вспомнил:
— Вот оно что. Я действительно увидел вас впервые у мэтра Берна в тот самый вечер, когда капуцины из монастыря Младших братьев притащили меня обращать этого беднягу Лазаря, который считался умирающим. Мэтр Габриэль возвратился тогда из поездки, и вы были с ним…
Он добавил строгим тоном:
— У вас есть ребенок, которого следует по закону воспитывать в католической вере.
— Я помню, вы сказали тогда, что моя дочь, видимо, незаконное дитя, — отвечала Анжелика, быстро решившая играть в открытую, чтобы избежать расспросов о себе, — вы были правы, это так.
Такая откровенность заставила господина де Барданя подскочить.
— Простите меня, если я вас обидел, но моя нелегкая должность в этом городе вынуждает меня следить за отношением к религии самого малого из жителей и…
— Это так, — повторила Анжелика, пожав плечами.
— Но с такой красотой, как ваша, — милостиво улыбнулся королевский наместник, — можно понять, что любовь…
Анжелика оборвала его речи.
— Я просто хотела сообщить вам, что вам нет нужды беспокоиться о ее крещении и вере, потому что она католичка, как и я сама!
Господин де Бардань как раз собирался заметить, что эта молодая женщина, должно быть, обращенная католичка или, по крайней мере, воспитывалась в католическом монастыре. Восхищенный своим нюхом, он мысленно похвалил себя, но добавил по-прежнему строгим тоном:
