— Еду домой.
— О. Я думала, твой номер оплачен еще на день.
— Так и есть. Но, думаю, Элизе не нужно присутствие ее матери во время завтрака сразу после первой брачной ночи.
— Надо же, такая забота, — выпалила Ханна.
Вирджиния хмыкнула:
— Надо поменьше мелькать перед глазами, да?
Менеджер вернулся к стойке с несколькими документами, которые он протянул Вирджинии. Она поблагодарила его с улыбкой, которая заставила его покраснеть как помидор.
Заполняя требуемые графы, Вирджиния заметила:
— А где твой спутник?
Решив, что юлить незачем, Ханна ответила:
— Спит.
— На твоем месте я бы поспешила к нему, чтобы быть рядом, когда он проснется.
Внезапно у нее возникло желание рассказать все матери. Но печальный опыт не говорил в пользу этого решения.
Вместо этого Ханна изобразила усмешку:
— Не бойся, я уже иду.
— Ты всегда была сообразительной девочкой. И как оказалось, проявила себя невероятно хорошим организатором. Выходные были просто незабываемыми.
— Ты так думаешь? — улыбнулась Ханна.
— Все тщательно продумано, весело, а уж о вечеринке будут легенды слагать. И все благодаря тебе.
Ханна удивленно заморгала, пытаясь пропустить в свое сонное, продрогшее, толком не проснувшееся сознание тот факт, что ее похвалила мать. В конце концов она просто ответила:
— Спасибо.
Вирджиния пожала плечами с небрежной элегантностью:
— Твой телефончик уже выпрашивал добрый десяток будущих невест и их матушек, жаждущих твоих услуг. Вдруг ты решишь вернуться домой — будет чем заняться.
Ханна фыркнула, но внезапно до нее дошло, что Вирджиния не шутила. Напротив, смотрела она выжидающе, с надеждой.
Остаться дома. Рядом с Элизой. Рядом с родительским домом. С людьми, которые ее любят. Где никто не заставит ее работать до изнеможения и влюбляться по уши.
Искушение было так сильно, что она чуть не согласилась. Но Ханна вовремя остановилась. Если она останется, это будет побегом. Снова. Теперь у нее была своя жизнь, не идеальная, но свою судьбу она выбрала самостоятельно.
— Спасибо, мама, но мне и там хорошо.
Полная надежды улыбка Вирджинии испарилась, уступив место усмешке.
— Рада за тебя. Я так волновалась за тебя, когда ты была маленькой. Ты была такая мечтательная, вечно сидела за книжками и ходила за отцом по пятам. — Она положила ручку на стол и повернулась. — В молодости я так хотела повидать мир. Жить и работать в городе. Быть кем-то важным. Не думай ничего такого — я ни разу не пожалела о своем выборе. Я любила твоего отца. Но я не хотела, чтобы вы, девочки, застряли в маленьком городке без особой причины, которая была у меня. Я хотела, чтобы вы нашли то, что позволило бы вам выделяться из толпы, чтобы вы воспользовались возможностью, которую проигнорировала я.
Она протянула руку, словно хотела заправить волосы Ханны за ухо, но замерла на полпути. Вирджиния вернулась к столу и, взяв ручку, поставила свою подпись на документе элегантным росчерком.
— Я так горжусь тобой. Я рада, что ты счастлива.
Стоя в безлюдном холле, Ханна неожиданно почувствовала ужасную слабость во всем теле. Словно выходные отняли у нее все силы.
Обескураженная и взволнованная, она приняла единственно верное в тот момент решение: уладить давний конфликт с Вирджинией.
— Мама?
— Да, дорогая.
— Могу я спросить у тебя кое-что… сложное?
Вирджиния глянула на дочь с чертовщинкой в глазах:
— Ты когда-нибудь встречала женщину менее сложную, чем я?
«Ну… Нет», — подумала Ханна, но вслух ничего не сказала.
— Ладно. Я вот о чем: когда ты выходила за всех этих… мужчин, было ли это потому, что ты их любила, как папу? И только потом понимала, что ошиблась?
— Нет, — не колеблясь ответила Вирджиния. — Ни на секунду.
— Тогда почему?
Вирджиния вздохнула, постукивая наманикюренным пальцем по подбородку. Затем она посмотрела Ханне в глаза, и та заметила тоненькие морщинки, таившиеся в уголках, и толстый слой косметики, покрывавший все еще чудесную кожу.
— Потому, что я хочу быть любимой. Мне не хватает этого чувства. И если я могу получить то, что хочу, по капле, до конца моих дней, то я готова пойти на это.
Вот к чему вынуждена была прибегнуть ее красивая, полная энергии мать? Собирать остатки любви по крошке? Сама идея была предосудительной.
Ханна положила руку на плечо матери:
— Ты стоишь большего. Я правду говорю. Не мирись больше с малым. Найди того, кого сможешь полюбить. И кто полюбит тебя. И сделай все, чтобы он не ушел. Хорошо?
Вирджиния улыбнулась, но обещать ничего не стала. Вместо этого она склонилась и поцеловала Ханну в щеку. И, к удивлению Ханны, обняла ее.
— Увидимся на следующей свадьбе, малышка. Надеюсь, она будет твоей.
И, подмигнув на прощание, Вирджиния прошла через вращающиеся двери в вихре жизнерадостности и света. И в печали из-за утраты своей первой любви.
Ханна обратилась мыслями к номеру отеля, где спал мужчина, которого она безумно любила. Она всегда знала, что он не заведет семьи. И только сейчас поняла, что это значило. Она не станет женой человека, который подходил по всем ее критериям. Ей был нужен любовник, партнер, который заставит ее смеяться и думать, верный друг, которому она сможет доверять. Ей нужен Брэдли. У Ханны было все, о чем она столько мечтала, прямо под боком. Прямо сейчас. Если она, по крайней мере, не попытается удержать его, она никогда себе этого не простит.
Когда Ханна вернулась в номер, Брэдли был в душе, напевая какой-то незнакомый Ханне мотивчик. Неудивительно, она даже имя свое в тот момент бы не припомнила. Она принялась расхаживать по комнате взад-вперед, готовясь к разговору, стараясь определить, как лучше всего сказать ему о своих чувствах. Обычный вариант: «Поужинаем? У меня? Я обещаю не готовить». Безрассудный вариант: «Давай обручимся, придем в офис завтра и объявим о помолвке». Сексуальный вариант: «Эй, я хочу, чтобы ты залез мне в трусики сейчас и год спустя. «Нет» за ответ не принимается, здоровяк». Необычный вариант: «Давай поговорим напрямик? Ты мне нужен. Только ты».
А если честно… Она любила его. Проще некуда. Сложнее не бывает. И это все, что ему нужно знать.
Дверь в ванную открылась. Ханна даже не услышала, что вода перестала течь. В облаке пара показался Брэдли с большим полотенцем вокруг бедер, босой. С темных волос стекала вода. Мокрая кожа казалась бронзовой в тусклом утреннем свете.
У нее сразу же пересохло во рту.
