Губы, которые так часто касались ее кожи, знали каждый дюйм ее тела, доводили ее до экстаза снова и снова, на этот раз были неподвижны. Словно ее и не было. От него исходил жар, говорящий ей, что он ошибался, а она была права. И все же он не пошевелился.
Тогда Ханна всхлипнула, и слезы градом полились по щекам. Привкус соли во рту заставил ее прийти в себя и сделать попытку отстраниться.
И тогда она почувствовала изменение. Его губы смягчились. Едва различимый отклик. Ханна затаила дыхание.
И Брэдли поцеловал ее. Так нежно, что можно было подумать, что ей это только показалось. И если это так, то, господи, какой же силы воображение у нее было!
Мягкие, теплые губы прижались к ее губам, осушая ее слезы. Поцелуй был так прекрасен, что она забыла, почему вообще заплакала.
А затем на нее нашло внезапное осознание. Как бы она его ни любила, у Брэдли не хватало мужества даже для того, чтобы дать ответ.
Ханна отпрянула, вытирая щеки и рот ладонью, пытаясь стереть ощущение, которое было до боли похоже на взаимное чувство, хотя было не чем иным, как заученным откликом. Спотыкаясь, она отступила к противоположной стороне кровати, упершись руками в покрывало, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями.
Он не последовал за ней. И не вымолвил ни слова.
У нее был лишь один выход.
— Я не могу завтра вернуться на работу и делать вид, что ничего не случилось. А раз это твоя компания и, не будучи джентльменом, ты ее, разумеется, не продашь, последствия придется разгребать мне. Господи, до чего же я предсказуема.
— Ты увольняешься?
Надо же, заговорил!
— Ты не дал мне другой возможности.
Отступив на шаг, он протянул к ней руку:
— Я ни разу не просил тебя уволиться. Этого я хочу меньше всего. Если уж быть честным, то именно поэтому я и приехал с тобой. — Он с хмурым видом провел ладонью по волосам. — Дел сейчас невпроворот, и я должен был убедиться, что ты не соблазнишься здешними красотами и не останешься.
— Ты напросился в гости, чтобы убедиться, что я вернусь и буду по-прежнему на тебя работать?
Ну конечно! Она существенно облегчала ему жизнь. И ему это было по душе. Такого эгоистичного поступка она от него ждала, но не догадалась, что стояло за его внезапным решением сопровождать ее на свадьбе. Черт!
— Зря я себя утруждал. Ты все равно уходишь.
— Что-что? Ох, ну ты и фрукт. Любой другой человек на моем месте давно бы уже уволился. Но мне так нравилась работа, и я так тебя уважала, что терпела. А ты… Ты специально доводишь людей до точки, а потом качаешь головой и говоришь: «Так я и знал, что они уйдут», когда они уже не могут выдержать такого темпа!
Он направился к ней:
— Ханна…
Она попятилась, стараясь оказаться как можно дальше от влекущего тепла любимого тела.
— Если ты думаешь, что я спал с тобой, чтобы удержать на работе, то ты, должно быть, считаешь меня жестокой сволочью.
Она всплеснула руками:
— Я не знаю, что мне думать. Когда доходит до тебя, то мне отказывает здравый смысл. Теперь я думаю, что за фишка была в твоей идее «забирай проект о Тасмании». Что это было — оплата за оказанные услуги?
Наконец-то в серых глаза появилось осмысленное выражение. Гнев. Более разозленным она его еще не видела. Будь это любой другой мужчина, она постаралась бы убраться от греха подальше, но она уже была на пределе и не собиралась отступать.
— Я предложил тебе тасманский проект только потому, что ты его заслужила. Я посчитал, что он подойдет тебе по стилю больше, чем мне. И я думал, что ты обрадуешься. И мне жаль, если у тебя другое мнение.
Ему было жаль. Не потому, что он ее не любил. Не потому, что она стояла перед ним, обнажив душу и не получив ничего взамен. Ему было жаль, что она неправильно его поняла.
На этот раз это значило «прощай».
Она отвернулась от него, но поняла, что еще не все ему сказала.
— Знаю, тебе кажется, что ты нашел способ не дать матери определить твою дальнейшую жизнь. Но ты решительно повторяешь ее ошибки. Отталкиваешь от себя людей. Все время. И как только ты определяешь: пора, — это конец. Альтернативы не остается. Никого не остается.
Она не стала дожидаться, чтобы узнать, услышал ли он хоть одно ее слово.
— Я иду на прогулку. Вернусь через два часа. Чтоб тебя не было к этому времени, иначе охрана вышвырнет тебя из комнаты. Я могу это устроить, знаешь ли. Я знаменита тем, что умею находить общий язык с администрацией.
Не останавливаясь, чтобы взять пальто или сумку, Ханна вышла из номера и быстрыми шагами направилась к лифтам.
Глава 11
Несколько дней спустя Брэдли сидел в кафе на Бранвик-стрит, наблюдая за уличным музыкантом, игравшим незнакомую песню. Мысли его были заняты другим.
Спенсер жужжал, словно комар, у него над ухом, расписывая, как несказанно ему повезло. Какая честь ему оказана — сопровождать босса в поездку по Аргентине, не шутка ли. Что он возьмет с собой. О том, что Ханна все отлично организовала и ему нечего больше делать, но он уверен, что справится.
— Извини. Что ты сказал? — спросил Брэдли.
— Ханна, — повторил Спенсер, и это имя отозвалось в груди Брэдли тупой болью.
Никто не посмел упомянуть ее имя с тех самых пор, как во вторник утром он ворвался в офис и объявил, что она тут больше не работает и обсуждению это не подлежит.
— Она блестяще спланировала поездку, — закончил Спенсер и тут же осекся, поняв, что сделал что-то не так.
В этот момент мобильный телефон на столике издал душераздирающую трель, и он схватил его с отчаянием утопающего.
— Это из аэропорта. Мне надо найти место потише.
«Да, ступай», — подумал Брэдли, снова переводя взгляд на музыканта, но тот уже собирался уходить.
— Она все еще не нашла другую работу.
Брэдли вздрогнул и повернулся в сторону раздражающего звука. Соня. Он уже подзабыл, что она тоже сидела за столиком.
— Ханна, — пояснила Соня на случай, если он не понял, о ком она. Словно Ханна и без напоминаний не шла у него из головы.
Он вспоминал задор в ее глазах, когда они пели караоке со сцены. И ее нервную улыбку, когда она признавалась ему в любви. И ярость, когда она отшатнулась от тьмы в его глазах и, хлопнув дверью, выскочила из номера, велев ему убираться.
— Предложений куча конечно же, — продолжила Соня. — Каждый день звонят и пишут не переставая. Но она не выходит из спальни, все сидит за компьютером.
Он сердито глянул на Соню.
— Что произошло на Тасмании? — спросила она.
Он сжал зубы. То, что произошло на Тасмании, должно было остаться на Тасмании. И все же он чувствовал, что несет груз случившегося на своих плечах везде, куда бы ни привели ноги.
