Я почти не видел Гибсона, погруженного в рутину ежедневных дел, и в том числе бюрократических проволочек. Все время требовалось составлять какие-то рапорта, отчеты для Уайтхолла, которого не будет еще полсотни миллионов лет. Вероятно, этот неунывающий подполковник охотнее бомбил бы сейчас Берлин, если бы от этого города еще что-то осталось. У Хилари Бонд, напротив, оставалось свободное время — поскольку ее основной обязанностью было доставлять экспедицию туда и обратно, бросая металлический утюг джаггернаута сквозь века, тысячелетия и геологические эпохи. Поэтому она вплотную занялась мной и Нево — проявив себя гостеприимной и чуткой хозяйкой.
Однажды мы гуляли вдвоем по морской окраине леса, а Бонд, раздвигая сильными руками лианы, упругой походкой перескакивая через корни, рассказывала мне, что случилось после моего исчезновения.
— Сначала мне казалось, что это конец. В том числе — войны. Что защищать? — Купол похоронил под собой последние надежды.
Но все оказалось не так. Видимо, британцы привыкли воевать и уже без этого не могут. Тем более, что после Куполов еще оставались Бункеры — вот куда ушли все силы Сопротивления и остатки регулярной армии. Туда были эвакуированы военные заводы.
Я представил себе эти подземные заводы, эти утопающие в подземной темноте улиц, новое поколение детей с узкими глазами, снующих в узких тоннелях и начинающих приобретать зрение морлоков — и опять получалось, что человечество сползает в Пещерный век. Видимо, второй его части суждено жить на поверхности — и кто знает, не станет ли земля снова пастбищем для скота, пожираемого им подобными подземными жителями?
— Так и что же война. Фронт, осада Европы…
Бонд пожала плечами.
— Вы же слышали эту пропаганду из «бормоталок» — последний удар", который должен решить все. — Она понизила голос. — Как будто нас мог кто-нибудь услышать. — По моему, линии траншей не сдвинулись ни на дюйм с 1935 года. Война пригвоздила нас к одному месту. Это как мертвая петля бесконечности. Она будет продолжаться, пока не иссякнут последние силы.
— Но за что же вы сражаетесь? Страны разрушены, города стерты в пыль, поля отравлены ядовитыми газами. Никто не может защитить мирных жителей — и никто не может остановить войну.
— Возможно, вы и правы, — ответила она. — Не думаю, что у Британии достанет сил подняться из руин даже после завершения войны. И то же самое ждет Германию.
— Так что же делать? И зачем продолжать бессмысленное разорение Земли и уничтожение народов?
— Затем, что мы не можем остановиться, — спокойно сказала она тоном человека, привыкшего каждое утро перечитывать свой смертный приговор. Под загаром, полученным в глубоком палеоцене, проступила бледность горожанки двадцатого века, родившейся под бетонным куполом и не знавшей солнечных лучей. — Ходят слухи, что германцы…
Мы вышли из лесу, и в лицо нам дохнул жаркий воздух побережья. Здесь его смягчал свежий солоноватый бриз, шевеливший барашками волн. Вдалеке я разглядел черную точку — мне показалось, что я вижу избушку Нево.
— Так вы говорите, германцы…
— Только слухи. Что они снова изобрели нечто небывалое.
И снова встала картина: Европа от Голландии до Альп, миллионы мужчин и женщин схлестнувшихся в войне…
Да, в этом тропическом мире такое кажется абсурдом, кошмарным сном!
— Так что же изобрели германцы?
— Бомбу. Совершенно нового типа — и немыслимой мощности. Говорят, это бомба из каролиния.
Я тут же вспомнил, что мне рассказывал Уоллис о достоинствах нового химического элемента.
— И само собой, второе — это их техника пространственно-временных перемещений. Говорят, у них целые моторизованные бригады машин времени.
Так что, сами понимаете, война неизбежна. И даже если бы мы хотели остановиться, теперь это уже не зависит от нас. Если оставить германцам монополию на такое оружие, они завоюют мир. И страшно себе представить, что будет дальше, потому что после завоевания мира все равно останется оружие.
В голосе Хилари прорезалось холодное отчаяние. — Поэтому наше правительство так суетится с созданием новых реакторов на каролинии, на производстве платтнерита…
— А вы не подумали о том, что германцы могут обогнать вас в другом?
— То есть?
— Очень просто. Перепрыгнуть вас.
— Что вы имеете в виду?
— Обогнать во времени. Что, если их временной скачок был продолжительнее вашего — и они вас опередили в прошлом?
— Немцы не опередили нас, — с какой-то странной улыбкой сказала она. — Потому что они тоже ищут вас. Они знают, с кого все началось, и будут выслеживать.
— Постойте, но как же вы меня…
— Очень просто. На месте развалин наши ученые провели археологические раскопки.
— Архе… — я захлебнулся этим словом, пораженный догадкой.
— Их труды вознаградились успехом. Они нашли два окаменевших скелета.
— Мой и Нево, — кивнул я.
— Второй был мало похож на человеческий. Нечто среднее между кошкой и обезьяной, с явными человеческими атавизмами «гомо сапиенса». Судя по слою, в котором они лежали — кости были на пятьдесят миллионов лет старше любых человеческих останков. Да, и оба черепа имели следы повреждений.
— Пристикампус, — прошептал я как будто из другого мира.
Да, это он. Догнал нас обоих в том другом альтернативном мире. Счастье Хилари, что она не знала о Квантовой механике (а, может, и знала?) и об этой множественности миров, которая начинала сводить меня с ума. Итак, еще один виток Истории, в которую не вмешался Гибсон.
Несмотря на яркое Солнце, мне стало холодно. Лед растекся по моей коже, обволакивая, отделяя от остального мира — и все же оставаясь безжалостно прозрачным — и сквозь него я видел беспощадный свет времени.
— Значит, по останкам и следам платтнерита вы отыскали нас, — продолжал я разговор через некоторое время, — И наверное, готовы были отбивать меня у орды воинственных пруссов? А вам не кажется, что в этом есть определенный парадокс?
И, так как она молчала, лишь вопросительно-недоуменно поглядев на меня, я продолжал:
— Вы ведь прихватили с собой бронетехнику на случай серьезного столкновения с противником, не так ли? Германцы могли явиться сюда тоже не с пустыми руками. Очень хорошо. Славный денек. Но вот представьте, что ситуация развивается симметрично: германцы, в свою очередь, зная, чего от вас можно ожидать, воспользуются правом первого удара. И вы, опять же… Ситуация будет прогрессировать, как и та затяжная и никчемная война.
— Все может быть, — вздохнула Бонд. — Но мы только солдаты. Наше дело остановить врага.
Вот мы одолели последние футы песка, и моих ног коснулась вода палеоцена. Я протянул руки по сторонам, ощущая ладонями воздух, и заговорил:
