– Габриель… – произнес тощий, как палка, старик с бескровными губами.
Его бледно-голубые глаза напоминали вареные яйца. Они прятались за огромными плазменно-отражающими линзами, прикрывающими также бледные впалые щеки. Рабочий халат старика сиял безукоризненной чистотой, к нагрудному карману была прикреплена карточка с буквой «R» и изображением кадуцея, напоминающего мою собственную татуировку аккредитованного некроманта. «Кейн». Я с трудом подавила истерический смешок, который начал зарождаться где-то у меня внутри и сразу был немилосердно подавлен, как отрыжка.
– …и компания. Прелестно.
– Здравствуйте, доктор Кейн, – спокойно и немного пренебрежительно сказала Гейб. – Полагаю, капитан Алджернон с вами уже говорил.
Если бы старик мог усмехнуться, он бы это сделал; вместо этого он молча уставился на меня. Его гладкий розовый череп едва прикрывали несколько жидких прядей гладко зачесанных седых волос, отчего голова старика тоже напоминала яйцо; никаких волосяных имплантатов доктор Кейн, видимо, не признавал. Его зубы, все еще крепкие и здоровые, были совершенно недопустимого желтого цвета. И это в наш век молекулярной стоматологии! Хотя, может быть, и своими зубами, и дверью он не занимался намеренно.
– А это еще что такое? – фыркнув, спросил он.
– Это Данте Валентайн, доктор Кейн. Данте, это доктор Кейн.
С этими словами Гейб немного посторонилась, по-прежнему оставаясь между мной и доктором. Думаю, она была готова в любой момент выставить ногу, чтобы не дать старику захлопнуть перед нами дверь.
– Приятно познакомиться, – соврала я, глядя ему в лицо.
Доктор сузил белесые глаза.
– Ты кто?
Я расправила плечи. К презрительному отношению со стороны нормалов я привыкла уже давно и на своем веку видала и не такое, поэтому доктору придется очень постараться, чтобы меня разозлить.
– Ко мне применим термин «хедайра», доктор. Я – генетически измененный человек.
Эти слова застряли у меня в горле, словно ком. «Что, доктор, съел? Я не просила задавать мне вопросы. К тому же сама толком не знаю, что такое «хедайра». Единственный, кто мог бы это объяснить, лежит в черной урне в виде пепла. Это когда у меня нет галлюцинаций, и я не вздрагиваю от его голоса, как от удара кнутом».
– Хотя, как мне кажется, лично вы предпочли бы слово «пакость».
Проясним ситуацию.
– Кто проводил вам рекомбинацию генов? – спросил доктор, облизнув бесцветные губы. – Похоже, дорогая работа.
«Дорогая? Еще бы. Она стоила мне собственной жизни и жизни того, кого я любила». Меня словно кто-то кольнул. Кажется, этому доктору действительно удастся меня разозлить. Очко в пользу луддера.
– Это вас не касается. Я расследую убийство и пришла, чтобы осмотреть тело. Или вам нужно предъявить решение суда?
От моего голоса задребезжали стекла. «Кажется, я плохо себя веду». Я вновь подавила истерический смешок. И почему в самые напряженные моменты мне всегда хочется смеяться?
Доктор Кейн приподнял колючую бровь.
– Нет, конечно. Я прекрасно сознаю свой долг перед полицией. Несмотря на их неприятную привычку время от времени присылать мне трупы.
– Насколько я знаю, доктор, это ваша работа, – сказала я, не двигаясь с места.
Внезапно Джейс взял меня за локоть. Я начала говорить приторным голосом, который так ненавидела, – верный признак того, что еще немного – и я взорвусь.
– А если вы так не считаете, то, может быть, вам пора на покой?
– Я уйду на покой тогда, когда меня вынудят это сделать, женщина. Входите.
Натужно рассмеявшись, доктор Кейн провел нас в маленький кабинет, где с трудом помещались стол, два стула, два старинных металлических шкафчика, кипы бумаг и папок и горшок с пышной голубой орхидеей, стоящий на крышке еще одного шкафчика, на этот раз деревянного, мягко поблескивающего своей гладко отполированной поверхностью. Интересно. И что еще интереснее – на стене возле второй двери висела доска для записей, расчерченная на множество граф, и в каждой графе – мелким неразборчивым почерком доктора была сделана надпись с указанием бокса, имени лежащего в нем покойника и вида предполагаемых исследований. Во всяком случае, так я подумала, разглядывая бесконечные ряды мелких цифр и букв, похожих на вязь древней кириллицы.
– Заявляю, – сказал доктор, когда мы набились в его кабинет, – все, что здесь творится, происходит помимо моей воли, и вообще я протестую.
– Я тоже, – сквозь зубы язвительно процедила я.
Гейб умоляюще посмотрела на меня, и я тут же заткнулась.
Добрый доктор ответил мне долгим внимательным взглядом. Из его нагрудного кармана торчали две лазерные ручки и скальпель в чехольчике.
– Тело принадлежит некромантке. – Доктор презрительно скривил рот. – Причина смерти, насколько можно судить, – нападение псиона.
А это уже что-то новое. Доктор Кейн заметил, что я насторожилась.
– Это мы установили на основании данных молекулярного и волнового сканирования. – Теперь доктор говорил, обращаясь прямо ко мне. – Кровоизлияние в мозг с характерным рисунком в виде звездочек. По всей видимости, подобно удушению руками, вызывающему множество мелких кровоизлияний, нападение псиона оставляет на мозге жертвы точечные пятна крови и порезы.
«Спасибо за ваше невероятно живое воображение, доктор». Я вновь окинула взглядом кабинет. Противно пахло химикатами, отмирающими клетками и смесью трубочного табака и гашиша. Значит, наш добрый доктор – курильщик. Что ж, многие медики курят. Покрытые мелкими пятнами руки старика – признак больной печени – не дрожали, но были тонкими, как паучьи лапы. Представив в них скальпель, я содрогнулась. «Может быть, со своими трупами он даже разговаривает. Чтобы их подбодрить». Я взглянула на потолок, где беспорядочно разбросанные впадинки в звукоизоляционной плитке начали сливаться в некий осмысленный рисунок. В воздухе плавала пыль, образуя различные геометрические фигуры; в крошечную комнатку набилось четверо взрослых людей – приплюсуйте сюда еще и жар от моего тела. Моя энергия вибрировала, грозя выйти из-под контроля. Чтобы успокоиться, я крепко сжала пальцы в кулак, стараясь, чтобы ногти впились в ладонь. Мне стало немного лучше.
– Как по-вашему, кто это был? – спросила Гейб. – Пожиратель, церемониал, маги, кто?
– Трудно сказать. Мне кажется, вам лучше знать.
Эти слова, сопровождаемые ухмылкой, относились ко мне. Я не обратила на них внимания, сосредоточенно разглядывая записи на доске. Буквы качались и расплывались. Впрочем, если призвать на помощь энергию, кое-что разобрать я смогу; интуиция поможет мне извлечь смысл из хаотичного смешения знаков.
Вздрогнув, я пришла в себя. Я глубоко вздохнула. Нельзя отвлекаться. Никакая интуиция меня не спасет, если я потеряю бдительность.
