— Я ничего не имею против Калеба, пойми. Лучшего друга Дамиену и не желать не приходится. Но ты — другое дело. В каких бы напряженных отношениях мы с твоей матерью ни находились, но это решение было обоюдным. Мы не хотели видеть рядом с тобой такого спутника. И дело не в том, что его происхождение или воспитание нас чем-то не устраивали. Но нам казалось, что тебе нужен другой, более подходящий, основательный человек, который смог бы разделить с тобой многое. Что до Калеба, то это отличный парень, удачливый бизнесмен, хотя и здесь есть свои нюансы. Он нам как родной. Но он недостоин тебя. Калеб никогда не смог бы ценить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Он слишком легкомыслен для настоящих отношений... Мы надеялись обезопасить свою дочь, а вместо этого лишились ее на целых десять лет. Да и то, что обнаружилось теперь, не особенно радует нас с мамой. Ты стала черствой и непримиримой, девочка. И в этом наша вина. Надеюсь, ты сможешь понять нас и простить. Мы собой не гордимся...
Шокированная Ава недоуменно переводила взгляд с поникшей матери на сурового отца и обратно. До этого момента она была уверена, что владеет сладкой тайной, что в ее прошлом есть сокровище, о котором известно только ей и Калебу. В сравнении с этим потрясением все прочие меркли. Она больше не чувствовала себя хозяйкой своей судьбы. Высокая самооценка, которую Ава так долго выковывала в единоборстве с собой и всем миром, в один момент рухнула. Выяснилось, что главное решение в ее жизни было умело смоделировано родителями, что любимый, которого она бросила, был на самом деле отвергнут не ею, а семьей.
Ава молча встала и удалилась в свою комнату.
Социальный антрополог, доктор наук, обладательница многочисленных наград на поверку оказалась жертвой внутрисемейных интриг, пешкой в родительской партии.
Тоска овладела Авой. Она чувствовала полное бессилие, отказавшись даже от удовольствия как следует разозлиться на отца и мать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Калеб стер конденсат с зеркала в своей ванной, тщательно побрился после душа, сбрызнул щеки одеколоном, пристрастно осмотрел себя.
Готовился он словно к большим подвигам, как будто этой ночью его ждали шикарная женщина, вино и секс. Именно так он готовился к романтическому вечеру с Авой Хэллибертон, если бы такое было возможно. Но на самом-то деле это была ежевечерняя рутинная процедура, к которой давно приучил себя завзятый светский лев Калеб Гилкрист.
Им же было хорошо вместе! Он с трудом понимал, почему напустился на Аву. Но Калеб ощущал себя глубоко задетым, даже... обворованным. Казалось, у него отняли десять лет любви, десять лет счастья, десять лет осмысленного существования. Если бы Ава осталась девушкой, ради которой десять лет назад он готов был пересмотреть свои жизненные принципы и приоритеты, той, ради которой он на многое отважился бы, все сложилось бы иначе. Но его безоговорочно зачислили в безнадежные разгильдяи без единого шанса на взросление. А он не нашел ничего лучше, как смириться с мнением мисс Хэллибертон.
Калеб представления не имел, как убьет этот вечер, но чувствовал, что не остановится ни перед чем, чтобы перечеркнуть все, что случилось сегодня. За один только день он сумел прожить целую жизнь с любимой женщиной — встречу, притирку, трепетную влюбленность, страстную любовь, стихийную близость и страстное же расставание. Стремительно и необратимо все это пронеслось в неудержимом вихре.
В дверь постучали. Обернув вокруг бедер банное полотенце, Калеб поспешил открыть. Он нисколько не удивился, поскольку вполне мог появиться его сосед и наперсник по ночным загулам, веселый парень Педро.
Но это был не Педро, а Ава. Она стояла на пороге его квартиры растерянная, встревоженная, разбитая, заплаканная.
Калеб растерялся не меньше. Он не был готов к такому повороту событий, но счел нужным молча уступить ей проход и закрыл дверь, когда Ава вошла.
— Отец мне все рассказал, — срывающимся голосом проговорила Ава. — Но самое ужасное, что мне не в чем их упрекнуть. Они хотели для меня лучшего. А я пошла на поводу у общего мнения. Прости...
— Что с тобой, Ава? О чем ты? Я не понимаю. Что стряслось?
— Мои родители... Только что у меня состоялся с ними серьезный разговор. Какой же глупой я была все это время! Ничего не видела дальше своего носа! Калеб, милый!
— Я по-прежнему не понимаю, о чем ты, — констатировал мужчина, рассчитывая своим размеренным голосом умерить ее смятение.
— Признайся, Калеб, ты знал об их планах, когда провожал меня в Америку? Ты знал, что они надеялись нас разлучить? Тебе недостало сил противиться им? Так ты заслужил снисхождение моего отца и любовь моей матери? Отвечай, Калеб! Оно того стоило?
— Ах, вот о чем ты, — вздохнул Гилкрист. — Догадывался, — честно признался он.
— Я так и думала, — обреченно вздохнула она, опустив плечи и отведя заплаканные глаза.
— А как ты себе это представляла? Что я мог сделать, учитывая, что тебя приняли в Гарвард, а мне нужно было лететь на практику в Лондон? — вспыхнул он. — Полагаешь, я не думал об этом? Думал миллион раз и тогда и все эти десять лет. Как бы сейчас ты к этому ни относилась, тогда мы поступили правильно. Я лишь надеялся, что ты изъявишь желание видеть меня вновь. Сам же, учитывая отношение твоих родителей ко мне, не считал возможным напоминать золотой девочке о своем жалком существовании.
— Прекрати это нелепое самоуничижение. Похоже, ты гордишься статусом изгоя в глазах моих родителей. Странно, что их отношение для тебя важнее, чем мое.
— А ты считаешь, что твой взгляд отличен от их взглядов? — усмехнулся Калеб. — Нет, дорогая. Ты смотришь на мир глазами твоих родителей. И это нормально. Чего ради тебе менять точку зрения?
— Это неправда. Я стараюсь быть непредвзятой, — возразила Ава.
— Конечно, ты стараешься. Но только у тебя это плохо выходит.
— Что я тебе сделала? Почему ты так жесток со мной? — устало спросила она.
— Надеюсь, тебя утешит то, что жесток я не только с тобой, родная. С самим собой я жесток не меньше. Но я больше не хочу лжи. Не желаю больше обманываться. Предпочитаю взирать на вещи открытыми глазами. Называй это цинизмом, но я не знаю способа лучше попытаться изменить хоть что-то.
Ава тихо подошла к окну неосвещенной комнаты и посмотрела на панораму ночного Мельбурна.
— Обожаю этот город. Мне его очень не хватало, — призналась она, глядя на блистательный, сияющий огнями вид бухты.
Мобильный телефон Калеба зазвонил. Он не отрывал взгляд от гостьи и долго не решался ответить, не желая вторжения посторонних, даже заочного, в столь интимный момент.
Ава вопросительно посмотрела на него. После короткого колебания Калеб просто отключил телефон, и тот покорно замолчал. Тишина царила недолго.
— Это квартира твоих родителей? — спросила женщина.
— Нет. Я уже большой мальчик. Сам себя содержу.
