Леля, почему-то с жалостью глядя на меня, покачала головой.
— Одна, да не одна, — вздохнула она. — У него есть
компаньон, этот Перцев. Я же в банковских делах полная профанка. Перцев так
ловко все обставит, что мне и владеть будет нечем. Уж я навидалась этого на
своем веку. Пузыренко помнишь?
Что тут говорить. Я помнила Пузыренко, жену нефтяного
магната, после внезапной гибели которого она только что на паперть не пошла.
— А личной собственности у Сашеньки не так уж и много: дача,
два гаража да вот эта квартира, — добила меня Леля.
— Говорили, будто у него сумасшедшей красоты особняк на
Майорке и огромная вилла во Франции, — уже робко произнесла я.
Леля зло боднула головой пространство:
— И не зря говорили. Могу фотографии показать. Это все, что
у меня от особняка и виллы останется.
— Почему же?
— Да потому, что приобретены они на фирму, фактически
принадлежащую банку. Там все слишком сложно сплетено, и пока я войду в свои
права, этот Перцев все как надо и обтяпает: и кого надо зарядит, и кого надо
подмажет, даже судиться будет бесполезно. Знаешь, что за полгода можно сделать?
А ведь в случае гибели моего Сашеньки Перцев практически один будет всеми
делами рулить.
— Он уже рулит, — заверила я. — Моя подруга собралась у
Александра Эдуардовича кредит получить, он и все бумаги ей по этому делу
выправил, а Перцев ничего теперь не дает и на бумаги плюет, хоть там есть и его
подпись. Подруга в полном пролете. Она уже успела под этот кредит чужие деньги
потратить и влезть в контракт с такими штрафными санкциями, что только держись!
Леля, надо отдать ей должное, не зачерствела в своём горе и
Тамарку мою пожалела.
— Какой ужас! — сказала она. — Бедная женщина!
— Бедная не то слово, нищей скоро будет. Так что думать о
плохом нам нельзя. Будем искать твоего мужа. Завтра же отправлюсь к Перцеву и
поговорю с ним. Может, обнаружатся какие-нибудь интересные детали. Перцев-то уж
больше тебя знает о делах Александра Эдуардовича и наверняка помнит всех
знакомых своего компаньона.
Леля испугалась.
— Ты собралась к Перцеву?! Не вздумай! — закричала она. —
Представляешь, как ополчится на меня этот Перцев, если узнает, что я нарушила
данное слово и рассказала тебе о похищении. Да он придет в ярость. Нет,
поклянись, что с ним ты разговаривать не будешь.
— Клянусь, — не задумываясь, воскликнула я, правда тут же и
возразила:
— Не вижу ничего страшного в том, что я узнала про
похищение. Ну сказала ты мне, так я же вам человек не посторонний. К тому же
умею держать язык за зубами.
— Перцев об этом не знает. Нет, Соня, все же лучше ты к нему
не ходи, — попросила Леля и, морщась от боли, схватилась за голову.
— Не пойду. Я уже клялась, но, дорогая, что с тобой? —
взволновалась я.
— Голова, снова болит голова. Как тисками в висках сдавило.
Кажется, кровь хлынет из ушей. Поищи, пожалуйста, в аптечке таблетки. Дай
что-нибудь посильней.
Я, как баран на новые ворота, уставилась на аптечку.
Посильней. Да тут же одни сердечные лекарства. Боже! Сколько их! Кто их только
глотает? Уж не Леля, конечно.
— Не знала, что Александр Эдуардович жаловался на сердце, —
заметила я, отыскивая обезболивающее и извлекая из упаковки таблетку для Лели.
— Господи! — взвизгнула она. — Почему «жаловался»?! Ты что,
его уже хоронишь?!
Я, кляня себя за свой длинный язык, бросилась оправдываться:
— Дорогая, нет, конечно, не хороню, просто случайно
вырвалось, прости, прости.
Но Леля не слушала меня. Она снова пришла в отчаяние.
— Может, ты и права! — рыдая и заламывая руки, воскликнула
она. — Сашенька и дня не мог прожить без лекарств. Каждый день он жаловался на
сердце. Он был болен, очень болен — порок сердца. Это похищение губительно для
него! Нет, я сойду с ума!
— Ты сказала об этом тому бандиту, который требует с тебя
деньги? Я имею в виду про сердце, а не то, что ты сойдешь с ума, — пояснила я.
— Про все ему сказала, — заверила меня Леля, — и про
таблетки, и про то, что сойду с ума, но ему-то какое до всего этого дело?
— Не скажи. Если с Александром Эдуардовичем случится приступ
и он умрет, этот бандит не получит ничего. С какой стати ты будешь платить ему
выкуп?
— Как с какой стати? А тело? Я должна получить тело. Как же
я брошу Сашеньку неизвестно где? Не похороню по-христиански?
— Да-да, конечно, — пролепетала я, — но тело стоит гораздо
дешевле.
— Господи! — взвыла Леля. — О чем мы говорим?! Какое тело?!
Я должна получить живого мужа, иначе мне конец!
— Получишь, обязательно получишь. Раз ты сказала про
таблетки, будем надеяться, что похититель для своего же блага разорится на
лекарства.
Случайно глянув на часы, я испугалась, потому что вспомнила,
что и у меня есть муж, которого еще не похитили и вряд ли когда похитят…
Более того, у меня есть и ребенок, которому пора читать
сказку, пока баба Рая не начала рассказывать ему на ночь свои ужасные
политические анекдоты.
— Ой! — закричала я. — Какой кошмар! Как уже поздно!
— Еще не так и поздно, — демонстративно держась за голову,
забеспокоилась Леля.
Таким образом она давала мне понять, что бросать больного
человека жестоко. Я сделала вид, что не понимаю намека, и взмолилась:
— Нет-нет, дорогая, очень поздно, прошу тебя, прости, но мне
пора.
Леля отнеслась к моему заявлению без энтузиазма.
— А как же я? — эгоистично спросила она, снова собираясь
плакать. — Эта ночь была сущим кошмаром!
— Ты чего-то боишься?
— Да нет, просто мне одиноко.
Ах, я, оказывается, должна ее развлекать. И своего мужа я
должна развлекать, и сына… А кто же будет развлекать меня?
— Выпей снотворное и ложись спать, — строго посоветовала я,
закрывая аптечку. — А завтра я тебе позвоню.
Глава 9
Всю ночь я ломала голову над похищением Турянского и,
естественно, не выспалась. Рано утром, даже не выпив кофе, бросилась звонить
Розе. Очень хотела застать ее дома.
— У меня к тебе важное дело, — взволнованно заявила я.
— Об этом не может быть и речи, — разочаровала меня Роза. —
Сегодня тяжелый день. Я обещала Пупсику отнести его пиджак в химчистку — он
давно хнычет, — потом много всяких других домашних хлопот, а к обеду надо
успеть на работу, в клинике у меня четыре встречи, и все с подругами. Сама
знаешь, сколько у гинеколога друзей. А вечером еще к Альфреду Коровину за город
пилить. Давай перенесем на завтра.
