Словно услышав мой призыв, бог послал мне двух дородных
мужиков и пожарную машину. Когда я увидела, что мужики (еще те верзилы) один
слева, другой справа выбираются из окон с очевидным намерением ступить на
карниз, то на секунду потеряла дар речи, что в тот же миг поспешно исправила
истошным воплем.
— Стоять! — завопила я, и мужики повисли на подоконниках.
Их лица выражали первобытный ужас, хотя им-то ничто не
грозило, никакой опасности.
— Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, я разобьюсь
вдребезги, — компетентно заверила их я, имея в виду ветхость карниза.
Они же подумали черт-те что.
— Не надо, — истерично воскликнул тот, что пытался зайти
слева.
«Самой не хотелось бы», — подумала я, но даром трепать
языком не стала.
Глянула вниз: пожарная машина разворачивается к стене дома.
— С вами сейчас будет разговаривать психолог, — с
невыразимой нежностью сообщил второй мужик, который собирался зайти справа.
Симпатичный, между прочим, парень, и в моем вкусе. Я даже
пококетничать с ним рискнула бы, когда бы он не был так сильно похож на моего
мужа. Мерзавец Женька: я разобьюсь, а он приведет в мой дом молодую!
— На кой черт мне ваш психолог? — психанула я. — Мне не о
душе думать надо, а о теле.
— Мы сделаем все, что вы пожелаете, — заверил похожий на
мужа. — Удовлетворим все ваши желания, только оставайтесь на месте.
Я посмотрела на него с невыразимым скептицизмом. Чем он там
собирается меня удовлетворять, этот идиот? И, главное, кого? Меня? Женщину,
видавшую виды? Женщину с моим опытом? До того момента, как нам встретиться, он
узнал о жизни меньше, чем я забыла. Единственное, что он может сделать, это
окончательно развалить карниз. Господи, до чего же жить хочется! Просто напасть
какая-то!
Пожарная машина зачем-то начала отъезжать от дома, что я
мысленно совсем не одобрила и даже выругалась втайне от всех. Однако вскоре
машина вернулась на прежнее место, совершив замысловатый маневр.
— У меня рука от напряжения отваливается! — громко
пожаловалась я.
— Держитесь второй, — посоветовал мне кто-то снизу.
— Вторая занята, — пояснила я, с удивлением обнаруживая, что
судорожно сжимаю в ладони… сотовый телефон.
Моя тяга к информации порой изумляет даже меня.
— Выбросите телефон и держитесь крепче за выступ, — крикнул
мне тот, который ласковый. Я возмутилась:
— Ага, умный какой! Выбрось ему телефон! Цену его знаешь?
Как бы занимательна ни была эта тема, развернуть ее не
удалось, — мой сотовый зазвонил. Я прижала его к уху и услышала раздраженный
голос Тамарки.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Куда ты пропала?!
Опа! Куда я пропала! Разве по телевизору меня еще не
показывают? Съемочные группы в подобных случаях прибывают раньше спасателей.
Во мне проснулась гордость, а с гордостью и скромность.
— Тома, ты чуть-чуть не вовремя, — попыталась смущенно объяснить
я, но наглая Тамарка и слушать меня не стала.
— Я всегда не вовремя, — возмутилась она. — И ты всегда при
делах и, как правило, глупостями занимаешься.
«Здесь она права», — мысленно согласилась я, но вслух тоже
возмутилась.
— Тома! — завопила я. — Смерти моей жаждешь?
— Не вздумайте прыгать! — взревел кто-то снизу.
— Сейчас с вами будет говорить психолог, — нервно пообещал
из окна ласковый.
Пожарная машина снова совершала немыслимые маневры, я же
по-прежнему околачивалась на карнизе и клацала зубами от холода.
— Мама, ты невозможная! — озверела Тамарка. — Сколько можно
тебя ждать? Ты где?
— Даже сказать неловко, — посетовала я. Из окна слева
выглянул пожилой, но очень симпатичный мужчина, думаю, психолог.
— Давайте поговорим, — лаская меня взглядом, предложил он.
— Давайте, — согласилась я, мгновенно забывая про Тамарку.
— Вы очень хорошо выглядите, — сказал психолог. — Платье
красивое. Версаче?
— Втюхини, — потупившись и краснея, сообщила я. — Последняя
коллекция.
— Еще лучше, — одобрил психолог; Тамарка насторожилась.
— Мама, с кем ты там разговариваешь? — почему-то шепотом
спросила она.
— С психологом, — не без гордости сообщила я. — Утром я была
у стилиста, а теперь консультируюсь с психологом — шагаю в ногу со временем,
как мне, умнице, это ни смешно. Но если будешь меня отвлекать, разобьюсь
вдребезги.
— Только не вздумайте прыгать вниз! — нервно закричал
ласковый, зачем-то снова свешиваясь из окна.
— Полагаете, если я прыгну вверх, то вверх и полечу? —
удивилась я.
— Держитесь крепче, — посоветовал второй.
— Сколько там мужиков? — сгорая от любопытства, потребовала
ответа Тамарка. — И чем ты с ними занимаешься?
— Даже сказать неловко, — посетовала я.
— Платье вам очень к лицу, — продолжил беседу психолог. —
Платье красивое, хоть и не от Версаче. Втюхини, думаю, даже лучше.
— Одно и то же, — скромно заметила я.
— Да, нынче в моде Втюхини, — согласился психолог. — И вам
очень к лицу.
— Я рада, но в этом платье мне холодно.
— Да, лето нынче неласковое, — пригорюнился психолог.
— Мама, что там происходит? — встряла в разговор Тамарка. —
Он кто?
— Их много, — ответила я.
— И кто они? — строго спросила она, но ответить я не могла,
потому что вынуждена была уделять внимание еще и психологу.
— Вы на вечеринку собрались, раз так принарядились? —
спросил он.
— Думаю, да, — ответила я, совершенно с ним соглашаясь.
Не стала бы я выряжаться в это платье без всякой цели. Раз
надела Втюхини, значит, куда-то шла, но почему с утра, если на вечеринку…
Эта мысль была опасна, поскольку сразу вела череду других —
в результате все упиралось в этот дурацкий карниз. Как я на него попала? Жуть!
— Вы спортсменка? — любезно поинтересовался психолог. —
Занимались альпинизмом?
— Боже меня упаси! — ужаснулась я. — С детства боюсь высоты.
Упади хоть раз с коляски, получила бы разрыв сердца.
— Как же вы сюда забрались? — абсолютно искренне изумился
психолог.
