Я заметалась. Ключ! Куда Турянский мог запрятать ключ?
Я обессилено опустилась в рабочее кресло банкира, тупо
уставившись на баснословно дорогие письменные принадлежности. Чего там только
не было: даже такой анахронизм, как нож для разрезания бумаги. Длинный и тонкий
с рукояткой необычной формы, заканчивающейся странной загогулиной с дырочкой в
центре.
— Есть! — радостно вскрикнула я и метнулась к сейфу.
Все прошло как по маслу: рукоятка ножа точно вошла в
скважину и повернулась. Замок щелкнул, боковая стенка сейфа откинулась внутрь,
обнажив две ниши, в которых лежал… пульт дистанционного управления. Обычный,
ничем не примечательный пульт. Обращало на себя внимание лишь несоответствие
пульта телевизору, стоящему в кабинете: они были даже разных фирм.
«Чем же управляет этот пульт? — задумалась я. — В кабинете
нет компьютера, — видимо, хозяин пользовался ноутбуком, — нет видика, нет
музыкального центра. К тому же пульт не такая уж великая ценность, чтобы
хранить его за семью замками. Что-то в нем должно быть не так».
Я принялась тщательно исследовать этот пульт, даже разобрала
его. И ничего. Пульт как пульт, на двух батарейках. Чего я только с ним ни
делала: и телевизор им пыталась включить, и комбинации цифр на кнопках
набирала. Ничего. То есть совсем ничего. Безрезультатно.
В полном разочаровании я вновь уселась к столу (во
вращающееся кресло банкира) и стала прицеливаться пультом во все, что
попадалось на глаза. Вращалась туда-сюда и, живо представляя своих врагов,
расстреливала их безжалостно из ковбойского «Кольта». Долго так я воображала,
видимо, не до конца расставшись с детством.
И вдруг случайно прицелилась в округло выступающий угол
стены кабинета. Прицелилась, нажала красную кнопочку включения, сказала
«пиф-паф» и…
Массивный, украшенный лепниной угол стены с едва слышимым
жужжанием начал медленно поворачиваться на невидимой оси. За ним тут же
обнаружился шкафчик с множеством полок. А на полках…
Нет!!! Я в жизни не встречала подобной откровенности! На
стеллажах в алфавитном порядке, по разделам, стояли папки для бумаг. А каждый
раздел снабжен табличками, на которых аккуратным банкирским почерком было
обозначено: «компромат», «должники», «кредиты», «защита» и так далее и тому
подобное. Просто полное собрание деятельности Турянского.
«Да-а, — подумала я, — простукать такой тайник невозможно:
отъехала не декорация там какая-нибудь, а целая стена. А посмотреть, так нет на
стене ни щелей, ни других признаков того, что она способна отъезжать».
Но меня уже волновало другое. Первым делом я полезла в папки
с пометкой «компромат»…
И тут же наткнулась на свою Тамарку. Легко отыскала ее среди
других, неизвестных мне фамилий. Боже, как она влипла! Этот чертов Турянский
такое про нее знает, что я сразу пришла в сомнения: должна ли я его искать?
Может, пусть и сгинет с концами?
Чем больше я изучала документы, тем больше проникалась
мыслью, что Тамарке очень даже выгодна кончина Турянского, причем именно
естественная. Более того, Тамарка просто обязана спать и во сне видеть, что он
умер, но при этом не мешало бы каждый день ставить богу свечку, чтобы он сделал
это самым естественным путем.
Я бы на месте Тамарки и своих телохранителей приставила бы к
нему от греха подальше, потому что подорвись Турянский, скажем, на мине, и это
будет конец Тамаркиной свободной жизни. Упекут беднягу за решетку. Почему?
Да потому что муж Лели фантастически осторожный и
предусмотрительный человек. На полке с пометкой «защита» лежали записи, из
которых узнала я, что Турянский далеко не лох. Он соорудил недурную систему,
мгновенно срабатывающую после его насильственной смерти — весь компромат сразу
выбрасывается в Интернет, а копии документов отправляются в органы.
Если верить этим записям, то насильственная смерть
Турянского просто взорвет наше общество, прокатившись волной потрясающих
разоблачений.
И предотвратить эту волну никак нельзя: кто отправит в
Интернет информацию, знает один лишь Турянский: та часть записей, которая
освещает эту проблему, зашифрована. Живет, думаю, где-нибудь старушенция,
которой Турянский ежемесячно добавляет к пенсии солидную для нее сумму, а
может, студент там какой, может, просто знакомый или близкий ему человек,
бывший сосед, да кто угодно…
Думаю, людей этих много, и сами они понятия не имеют, что за
информацию должны явить свету в случае гибели того, кто им платит. Если
Турянский умрет после долгой и продолжительной болезни, они, следуя
инструкциям, просто уничтожат данный им на хранение материал, если же в СМИ
промелькнет сообщение о его убийстве, материал пойдет в Интернет. Все просто.
Бедная Тамарка.
Дальнейшее исследование показало, что бедная Тамарка не
одна. Вскоре к ней присоединились и другие мои знакомые, к примеру, Маруся.
То, что Маруся шельма, я знала давно, но суммы, из-за
которых она рисковала своей свободой, были столь незначительны, что только диву
давайся и руками разводи — из-за какой глупости эта хитрая бестия попала на
крючок к Турянскому.
Вот к чему жадность приводит.
Каково же было мое удивление, когда среди прочих жертв я
обнаружила и Пупса, и не жадного, и не плутоватого, а просто нашего честного
Пупса, мужа благороднейшей из благороднейших Розы.
Турянскому, видимо, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем
он заманил осторожного Пупса в свою ловушку…
Э-хе-хе! В нашей стране заниматься делом и совершать
преступление — это одно и то же.
Порой преступление уже просто жить.
Как тут осудишь Пупса?
Естественно, у меня сразу же возникло желание документы,
компрометирующие Пупса, порвать и сжечь, но не тут-то было. Мгновенно
выяснилось, что это всего лишь копии, с помощью которых, думаю, Турянский
проводил свой текущий шантаж и которые поэтому ему нужны были частенько и
всегда находились под рукой. Подлинники же он хранил в каком-то надежном и
отдаленном месте.
Но я же не бесчувственный чурбан — конечно же, я
расстроилась, распереживалась за них, за шельмоватых своих друзей: ах, Тамарка,
ах, Маруся, ах, Пупс!
Больше всего огорчилась за Пупса. Раз в жизни человек
согрешил, и так неудачно. Бедная Роза, она-то за что пострадает? Ах, как она
любит своего Пупса, как не захочет его лишаться, но если Турянского нет в
живых, участь Пупса предрешена.
«Не будут нарушать законы! — от бессилия тут же разозлилась
я. — Почему бы им не жить честно, как это делаю я, давая неподражаемый пример
благородства и непорочности!»
Не успела я так подумать, как обнаружила папку, на которой
стояло и мое громкое имя.
Сначала я не поверила глазам, произнесла свое имя вслух и не
поверила ушам.
