Я-то здесь при чем?
Откуда у Турянского компромат на меня?
Господи, да что же могла я нарушить, если никогда ничем от
роду не занималась, не считая, конечно, сплетен, флирта и обжорства. Изредка,
правда, спасала от неприятностей друзей (над чем и сейчас работаю), но это все
от скуки, «промежду прочим», как любит говорить моя Маруся.
Открыв папку, я вынуждена была признать, что оставаться
честной в нашей стране невозможно даже теоретически. Эти депутаты — господи
прости — понаставили, понимаешь, ловушек. Шагу не сделаешь, какой-нибудь закон
не нарушив. Даже такой кристально честный человек, как я, вынужден жульничать,
мошенничать и плутовать.
Обидней всего, что я совершала противоправные поступки не
ради себя, а из самых чистых, из самых благородных, из самых благих побуждений!
Но Турянскому-то как стало известно о моих грехах?
Ах он жук!
Каков подлец!
Своими руками задушила бы его…
Стоп, своими руками нельзя. Если этот негодяй умрет
насильственной смертью, весь мир узнает о моих грешках…
Соседи узнают…
Подруги узнают…
Муж узнает…
Издатель мой узнает!
Ну и пусть знают, я же от этого не похудею. И очень жаль,
что не похудею, была бы прекрасная диета. Нарушаешь себе закон и худеешь, хотя
все, что хочешь ешь: пирожные, всяческие копчености, балычок, икорочку с
маслицем и даже сало.
Боже, лет десять, наверное, не ела сала! Даже вкус его
забыла… Этак нет-нет да и позавидуешь хохлам.
Но куда опять меня понесло? При чем здесь сало с хохлами,
когда о моих грехах узнают не только подруги и соседи, но и читатели,
елки-палки, узнают.
Мои читатели узнают!
Боже!!!
Подлый Турянский замахнулся на святое!
Меня бросило в жар. Пот прошиб. Током прошило. Начался
озноб. Мурашки по коже забегали.
Нет, Турянский — подлец, он должен, конечно, умереть, но
лишь своей смертью: от сердечного приступа, спровоцированного клаустрофобией.
В этом месте я, как порядочный человек, не могла не задать
себе вопрос: «А почему, собственно, я возлагаю на себя такой труд — решать:
должен умереть или нет этот несчастный Турянский?»
Ответ появился вместе с вопросом: "Только я, порядочный
человек, могу соблюсти справедливость в таком сложном и деликатном деле.
Турянский опутывает людей густой сетью компромата и заставляет их действовать
себе во благо. Вот пылится на полке папка с моими мелкими грешками, которые не
тянут даже на приличную статью, но которые для меня, как человека
незапятнанного и с именем, очень губительны.
Мое счастье, что я абсолютно ни на что негожая. Лишь в силу
своей бездарнейшей никчемности и лени я не понадобилась Турянскому. Но есть же
люди, одержимые жаждой деятельности. В какие только сферы их не несет. Да
взять, хотя бы, мою Тамарку…
Это же не значит, что их надо шантажировать и заставлять
совершать нехорошие поступки.
Ах, как не повезло моей Марусе! О Пупсе с Тамаркой уже и не
говорю. Им совсем будет нехорошо, если вдруг киллер случайно влепит Турянскому
пулю в лоб. Следовательно, нельзя подвергаться такому риску, и нужно срочно
помочь Турянскому умереть достойно и (главное!) своей смертью. Ведь, возможно,
наступит час, когда и я вдруг пригожусь Турянскому со всей своей ленью и
бездарностью. Бывают и такие парадоксальные исключения.
И что тогда?
Он достанет эту папочку и заставит меня делать черт-те что!
А я не хочу!
Я честная!
У меня даже принципы есть! Наверняка!"
В общем, я прочувствовала и осознала, какие серьезные мотивы
имеются для естественного умерщвления Турянского не только у его компаньона
Перцева, но и у моих друзей: у Тамарки, у Маруси и даже у Пупса. Когда же я
заглянула в папки, лежащие в отделении с пометкой «долги», то и вовсе
укрепилась в своем мнении. Долгов не было лишь у Перцева и у меня. И Пупс, и
Тамарка, и даже Маруся задолжали Турянскому безбожно. Ну ладно Тамарка, а Пупс?
А Маруся? Теперь мне ясно, откуда ее новенький «жигуль». И спальный гарнитур
под слоновую кость. И гараж рядом с домом. Чем эта дурочка отдавать собирается?
А может, Маруся-то как раз отдавать долги и не собирается?
В таком случае, чем Тамарка хуже Маруси? Ее долги гораздо
круче. Пупс задолжал не слишком много, но ему-то уж точно нечем отдавать. Из
собственности у него есть только Роза, которая и является смыслом его жизни.
Дороже Розы Пупсу только его честное имя. Он из тех благородных людей, которые
пулю себе в лоб влепят, лишь бы не видеть позора.
Если Пупс решил организовать похищение Турянского, я,
пожалуй, не стала бы его за это осуждать. Человек, у которого две такие
страшные болячки, как порок сердца и клаустрофобия, все равно не жилец на этом
свете.
Но я-то умница какая, такой тайник нашла.
«Прав был Турянский, — подумала я, — когда скрывал тайник от
Лели. Наивная Леля доверила мне все эти долги. Будь я непорядочным человеком,
сейчас же Марусины расписки порвала бы. И Тамаркины, не говоря о Пупсе, ведь
Роза вообще ни в чем не виновата».
Однако, расписки я не порвала. Не могла же я ответить
подлостью на доверие Лели. Все вернула на место и закрыла тайник.
Глава 12
Опасно напичканная информацией, я рвалась в бой.
Подозреваемых пока было не так уж много — всего четыре человека: Перцев,
Тамарка, Маруся и Пупс. Опыт говорил мне, что я справлюсь. И потрудней задачи
решала.
Конечно же, моя кипучая натура требовала действий — как тут
усидишь на месте, когда столько работы. Ехать к Коровину было рано, но я не
знала, куда себя деть. Леля вернулась, однако мне с ней было неинтересно. Она
слишком мало могла рассказать о делах своего мужа. Мне, конечно, никто не мешал
отправиться домой и провести оставшееся до сеанса время за лаем с бабой Раей,
но я рождена для великих дел.
Поразмыслив, я решила все же ехать к Коровину, уж очень не
терпелось вцепиться в Тамарку. Да и с Марусей было о чем поговорить.
«Приеду на час раньше, не убьет же Коровин меня за это и уж,
конечно, не выгонит», — рассудила я.
Прямо от Лели заказала такси и отправилась в загородную резиденцию
мага. Какую глупость совершила, я поняла лишь тогда, когда отпустила такси и
осталась топтаться под высоким каменным забором — на стук в калитку никто не
вышел, звонка же и в помине не было. Поскольку ни в воротах, ни в калитке не
наблюдалось ни одной щели, то установить, есть ли кто за забором вообще, я не
могла. Не кричать же «ay, ay». Положение усугублялось тем, что приехала я не на
час раньше, как предполагала, а на два. В общем, не рассчитала.
