— Что он делает?
— Молитву медиума читает, — тоном, предназначенным для
бестолковых, прошипела Маруся.
— А раньше что ж не читал? — не могла не поинтересоваться я.
— У великого магистра вчера одержание было, — с пафосом
сообщила Маруся.
— Что это за недержание? — бестолково переспросила Роза. —
Энурез, что ли?
— Одержание, — возмущенно зашипела Маруся, — знать бы пора.
Это когда дух выходит из воли медиума и мешает ему общаться с другими духами.
Так и до омрачения недалеко…
Невыносимый шепот Маруси заглушал все более и более громкий
голос Коровина.
«…Если я поддался искушению как-либо злоупотребить или
кичиться способностью, которую Тебе угодно было даровать мне, то я молю тебя,
господи, забрать ее у меня…»
Вдруг я почувствовала на себе тяжелый взгляд, повернула
голову и наткнулась на глаза Равиля. Взор его был злобен и мутен, но,
встретившись с моим, мгновенно превратился в ласковый и просветленный. Меня
охватил озноб.
«…Провидением, каково я есть благо всех, и также мое
собственное нравственное продвижение», — возвышенно подвывая, закончил,
наконец, молиться Коровин.
Равиль отвел от меня свои ласковые глаза и с почтением
взглянул на великого магистра. Коровин же сделал многозначительную паузу и
буднично сказал:
— Сегодня, милостивые государи и государыни, мы попытаемся
вызвать дух императора Петра Великого. Надеюсь, нет возражений? — он обвел
окружающих невидящим взглядом.
Возражений не последовало. Коровин назидательно продолжил:
— Однако учитывая, что дух царя Петра — дух мятежный и
нетерпимый, каковым был и сам император при жизни, мы будем общаться с этим
духом при помощи пневмографии. Прошу запомнить, господа, что для достижения
нашей цели следует предельно сосредоточиться.
Я наклонилась к Розе и шепнула:
— Ты умеешь это делать?
— Конечно, — ответила Роза.
— Так сделай это и за меня, — попросила я. Роза изумленно
пожала, плечами, выражая сомнение, удастся ли ей справиться с поставленной
задачей.
— Я за тебя, — гаркнула Маруся, которую сомнения вообще
редко посещают.
Коровин строгим взглядом призвал ее к тишине и театральным
жестом тронул плечо Равиля. Тот поднялся со стула и, двигаясь по кругу, раздал
сидящим за столом белые плотные листки бумаги и ручки. Лист бумаги и ручка
достались и мне вместе с внезапным комплиментом.
— Сегодня вы неотразимы, — шепнул мне на ухо Равиль.
Я вздрогнула от неожиданности, но он уже что-то шептал
Марусе.
— Что он сказал тебе? — спросила я, когда Равиль вернулся на
свое место.
— Чтобы я ручку не ломала, — буркнула Маруся.
— Она в прошлый раз во время пневмографии ручку поломала, —
пояснила Роза и тут же поинтересовалась:
— А тебе он что сказал?
— Что я неотразима, — вынуждена была признаться я.
— Врет, — успокоила меня Маруся.
Коровин тем временем начал делать пасы над головой Равиля,
противно подвывая:
— Вызыва-а-а-а-ю-ю…. Вызыва-а-а-а-ю-ю…
Так продолжалось до тех пор, пока Равиль не побледнел,
вздрогнул и глухим, с хрипотцой, голосом ответил:
— Пошто звал, холоп?
— Он здесь! — торжественно заявил Коровин. — Пишите свои
вопросы.
Все присутствующие деловито бросились писать послания царю
Петру. Я последовала их примеру и вывела на своем листочке традиционное «Где
он?», на этот раз имея в виду уже Турянского, а не веник.
Когда все вопросы были заданы, Коровин, вновь делая пасы над
головой Равиля, возопил:
— Ответь нам, о великий дух!
Бедный Равиль вновь вздрогнул, словно его плетью хлестнули,
и, еще больше побледнев (какое мастерство!), произнес:
— Да.
Он как сомнамбула поднялся и пошел вокруг стола,
останавливаясь за спиной каждого из сидящих. Его рука на миг застывала над
листочком, делая сложные движения. Переходя к следующему клиенту, Равиль
переворачивал листок чистой стороной вверх и двигался дальше, пока не обошел всех.
Когда же он уселся на свое место, красное свечение исчезло, и люстра вспыхнула
слепящим светом, который плавно перешел в обычное мягкое сияние.
— Переверните листки, — приказал Коровин. Все бросились
переворачивать, всматриваясь в собственные вопросы, которые ничуть не
изменились.
— О великий дух, — возопил Коровин, воздев руки к потолку, —
ответь нам, недостойным!
Затем он буднично, расслабленно бросив вниз воздетые руки,
сказал:
— Если дух соизволил ответить нам, то вы прочтете его
откровения на обратной стороне.
Я мигом, опередив всех присутствующих (вот так реакция!),
перевернула свой лист и обнаружила на нем надпись: «В этом доме».
Обычная надпись безо всякой там старославянской грамматики и
ятей. Что за фокус?
Я подняла глаза к люстре и поняла.
Нет, не смысл дурацкой фразы на моем листке поняла я, а то,
как ее сделали. Это была фотография. На бумажку нанесли известный мне
химический состав, который позже и проявился, когда зажгли яркий свет, а до
того освещение было красным, и текст был невидим. То же мне, фокусники!
Однако же не все оказались такими умными и образованными,
как я. Публика пришла в восторженное оживление. Те обездоленные, которые
остались в креслах и не приняли участия в спиритическом действе, ломанулись к
столу, жаждая взглянуть на чудо.
Пользуясь суматохой, я незаметно выскользнула из зала, по
ступеням спустилась в пустынную приемную и выбежала из дома. Огляделась и
никого не обнаружила.
Убедившись, что никто за мной не наблюдает, я поспешно обогнула
коровинскую виллу, недобрым словом поминая ее размеры. Дверь, ведущая в
бильярдную, оказалась именно там, где я и предполагала. К тому же (о, чудо!)
она была не заперта.
Позже я узнала, что это не чудо, а западня, но тогда,
радуясь удаче, вошла и…
Глава 23
Я погрузилась во тьму. Все попытки ощупью обнаружить
выключатель потерпели неудачу. Я отважно шагнула вперед и тут же споткнулась,
больно врезавшись коленкой в некий «анонимный» предмет.
— Че-ерт!!! — взвыла я, оглядываясь назад в сторону опрометчиво
покинутого мною дверного проема.
Обнаружив в кромешной тьме его светлый контур, я поспешила
обратно. Прихрамывая, охая и в мыслях страшно ругаясь, я добралась до
Марусиного «жигуля», скромно стоящего рядом с роскошными «Мерседесами»,
«Бентли», «Ролсами» и «Ягуарами», на которых главным образом и ездят поклонники
сомнительного таланта Коровина.
