— Не трогайте мою машину! — заорала я. Точнее, попыталась
заорать, потому что попытка и на шепот не тянула. Я забеспокоилась, заерзала на
своем карнизе. Необходимо же было принимать меры. В конце концов «Мерседес» —
машина дорогая. Они, «Мерседесы», на дороге не валяются, хотя, глядя на мой,
так не скажешь.
Беспокойство мое достигло опасных пределов, и тут я
вспомнила слова мужика, все еще надрывающегося в окошке: «…у нее в руке не то
мобильник…».
Телефон действительно оказался в моей руке.
Правда, второй рукой я сжимала крюк, но ради «Мерседеса»
можно рискнуть и отцепиться, чтобы набрать Тамаркин номер.
Только я так подумала, телефон сам зазвонил.
Я прижала трубку к уху и (о, чудо!) услышала голос Тамарки.
Я жалобно попросила:
— Тома, забери, пожалуйста, мою машину…
— Мама! Ты невозможная! — рявкнула Тамарка. — Делать мне
больше нечего, как за тобой машины подбирать!
Тамарка обычно слушает только себя, но на этот раз, видимо,
и меня услышала, потому что когда до нее дошел смысл сказанного мною, она, задохнувшись
от удивления, завопила:
— Мама! Не может быть! Неужели ты на своем «Мерседесе»
выехала? Нет! Ну надо же! Поверить не могу, чтобы ты, жлобиха, решилась
потревожить свой «Мерседес», когда есть на свете и мои машины. Мама, повтори,
пожалуйста, неужели ты и в самом деле на своем «Мерседесе» выехать рискнула?
Просто поверить не могу!
— Рискнула, Тома, рискнула! Рискнула и очень неудачно, —
посетовала я. — Теперь снова на карнизе стою, а «Мерседес» остался внизу без
присмотра.
Думаю, Тамарка остолбенела, потому что прошло секунды три,
прежде чем она закричала:
— Мама, ты невозможная! На каком карнизе ты теперь стоишь?
— На том же, на котором стояла и в прошлый раз, когда ты
меня с адвокатом снимала. Кстати, Тома, приезжай и теперь меня снимать, если
живой увидеть хочешь. На этот раз я хоть и недавно стою, но, чувствую,
закончится все очень плохо. Ветхий уж слишком карниз.
— Мама, — взревела Тамарка, — надеюсь, ты шутишь? Если
шутишь, то не смешно.
— Еще бы! А уж как мне не смешно, один карниз только знает.
— Как ты всегда не вовремя, Мама! — рявкнула Тамарка и
разразилась площадной бранью. Ха! Не вовремя! Это когда о карнизе речь идет?
— Ладно, Мама, в последний раз, — в конце концов снизошла
Тамарка, и я вздохнула с облегчением.
На этот раз все произошло значительно быстрей и прозаичней.
В рекордно короткие сроки прибыл бронированный Тамаркин «Мерседес» одновременно
с фургончиком МЧС. Сама Тамарка, подбоченясь, расположилась внизу и бодро
принялась режиссировать мое спасение.
— Нет! Она чокнутая, но не из дурдома! — доносился до меня
ее зычный голос.
Одновременно, в окнах слева и справа, образовались
спасатели.
— И не суицидная она… — разорялась внизу Тамарка, выдавая
комментарии и спасателям, и толпе. — Кого хотите до самоубийства сама доведет.
И не лезьте за ней, иначе сверзится. Пусть сама! Пусть сама! Высоты, дура,
боится. Снимайте аккуратно, она нужный обществу человек. Кто? Не знаю. Говорит,
что гений. Да что там разбираться, сами видите!
Услышав это, я не только успокоилась, но и пришла в хорошее
расположение духа. Такая оценка от Тамарки, это что-то! Надо знать мою Тамарку.
Наконец-то она признала, что я гений! После этого и умереть не жалко.
Я с благодарностью глянула вниз на подругу. Рядом с ней
крутился какой-то важный спасатель, видимо, начальник, а чуть поодаль мужичок в
куртке с эмблемой МЧС нацелил на меня видеокамеру.
— Тома! — крикнула я. — Пусть немедленно уберут этого
киношника! У меня поза невыгодная!
Крик мой до Тамарки не долетел, точнее, долетел, но не весь,
потому что она отмахнулась.
— Стой где стоишь! — рявкнула она. — Сейчас спасут!
Я покосилась на оператора и решила, что деваться некуда: и в
нечеловеческих условиях придется оставаться женщиной. Являя чудеса акробатики,
я героически начала принимать наиболее выгодную для съемки позу. Толпа внизу
ахнула, а спасатель из окна слева, правильно оценив обстановку, вежливо меня
проинформировал:
— Не нужно так нервничать. Все по закону. Мы обязаны снимать
нашу работу, чтобы потом не возникало претензий.
— Если не хотите, чтобы возникли претензии, скажите ему,
пусть снимает слева, оттуда, где дерево, — безапелляционно потребовала я и
пояснила:
— Оттуда выгодный план.
— Пленка сразу пойдет в архив, — заверил меня спасатель.
— И все же скажите ему, иначе я упаду. Выгодные позы и на
земле непросто даются, а я на карнизе стою.
— Ладно, — паникуя, согласился спасатель. Не знаю, как они
переговаривались, но оператор сместился на нужную позицию, и я успокоилась,
старательно улыбаясь.
Однако долго улыбаться мне не пришлось. Сразу же вслед за
этим два спасателя из окна слева подали тем, что в окне справа, две длинные
алюминиевые штанги, которые прижали меня к стене. Образовалось нечто вроде
перил: одна штанга на уровне моих колен, вторая чуть выше пояса.
— Сможете передвигаться, держась за наше ограждение? —
поинтересовались из окна справа.
— Передвигаться?!! Вы с ума сошли! — возмутилась я.
— Тогда мы вынуждены спуститься на карниз, — сообщили из
окна слева.
Я тут же почувствовала, что вполне доверяю этим штангам.
Выглядели они уже вполне надежно. И в самом деле, почему бы не попробовать.
Отпустив крюк, я вцепилась в верхнюю штангу. Боком, как
краб, сделала несколько шагов по направлению к окну, балансируя рукой с зажатым
в ней мобильником.
— Бросьте телефон, — звенящим от напряжения голосом попросил
спасатель.
— Об этом не может быть и речи, — останавливаясь для
передышки, отрезала я и выразительно посмотрела на спасателя. — В прошлый раз
меня сняли прямо с телефоном. Неужели у вас квалификация ниже?
Видимо, аргумент оказался убедительным — спасатель махнул
рукой и попросил:
— Постарайтесь придвинуться поближе к окну.
Я пару раз шагнула и ощутила на плечах и лодыжках сильные
мужские руки. Как куклу, меня затащили в окно, и все это (о ужас!) запечатлела
видеокамера.
Вниз я спустилась уже не так эффектно, как в прошлый раз:
всего лишь на лифте. Лифт сильно уступает пожарной машине. Это стало ясно, едва
я вышла из подъезда: на этот раз толпа встретила меня жидкими аплодисментами.
Зато Тамарка обрадовалась мне сверх всякой меры: обняла и даже расцеловала.
