— Да кто же? — опешила я. — Ведь количество участников
ограничено.
— Вот ты, Мама, и думай, ведь ты же у нас самая умная, —
порадовала меня Тамарка и тут же огорчила, продолжив:
— Ты самая умная, если тебя послушать. Короче, думай, а я
выгодный кредит вырывать бегу.
И она убежала, омрачив мою жизнь в одно мгновение.
«Как же так? — расстроилась я. — Неужели и в самом деле эту
интригу затеял Коровин? А я-то думала, что он просто Турянскому помогал. Хотя,
почему бы все это и не затеять Коровину? Он-то ничем не рисковал. Турянского к
праотцам бы отправил, капиталы бы унаследовал и жил бы поживал с Равилем… Эх,
как есть хочется. Убьет меня эта диета. Когда-нибудь точно слюной захлебнусь…»
С этой мыслью я достала из сумочки пакетик жевательной
резинки и, мысленно поблагодарив Марусю, положила ароматную пластинку в рот.
«Кстати, надо бы позвонить Марусе…»
Мой «Мерседес» тем временем, тихо урча мотором, выкатился на
проспект. Светофор показал красный свет, и я затормозила. От потока несущихся
по перекрестку машин рябило в глазах. Красный свет сменился на желтый, а следом
и на зеленый.
Я уже собралась ехать, но вдруг мое внимание привлекло
необычное, чарующее зрелище: из-за серого монументального здания сталинской
постройки выплыла и повисла над проспектом аквариумная рыбка. Большая такая
рыбка, красная с хвостом, напоминающим алую вуаль. Жабры ее ритмично
вздрагивали, вуалеобразный хвост плавно шевелился, а толстые насмешливые губы
причмокивали, выпуская длинной вереницей пузырьки, медленно всплывающие в
послеполуденное московское небо.
Боже, как красиво!
Сзади раздавались настойчивые сигналы, но я не могла двинуть
автомобиль с места, зачарованно следя за рыбкой.
«Надо позвонить Марусе и рассказать про рыбку, — подумала я.
— Правильно, я же собиралась позвонить Марусе».
А рыбка пухла, на глазах увеличиваясь в размерах, и бока ее
уже касались зданий. Серый сталинский дом, не выдержав натиска ее плоти, стал
трещать и разваливаться. Огромные его обломки, словно после взрыва, разлетелись
в разные стороны. Один из них летел прямо на меня…
«Сейчас появится старушка, — подумала я, — и девочка, и
нервный мужик. Мужики все нервные».
В общем, закончилось все карнизом, в самом прямом смысле
этого слова: я стояла на широком карнизе того самого сталинского дома, который
развалила аквариумная рыбка. Одна моя рука судорожно сжимала металлический
крюк, вколоченный в стену дома (видимо, на нем когда-то держалась водосточная
труба), а вторая сжимала сотовый телефон.
На этот раз я не растерялась — теперь у меня появился опыт.
«Так, — подумала я, — сначала жвачка, потом карниз. Теперь,
когда выяснена последовательность, стоит позвонить Марусе, ведь это она меня
угостила жвачкой».
Только я так подумала, как раздался звонок. Звонила (о,
чудо!) Маруся.
— Старушка! Епэрэсэтэ! — радостно закричала она. — Лелю и
Турянского выпустили прямо вместе с Перцевым! Леля с Турянским разводится и
выходит за Перцева, а Равиль! Нет, я прямо вся упаду!
— Это я прямо вся упаду! — разъярилась я. Но Маруся меня не
слушала.
— Епэрэсэтэ! Старушка! — вопила она.
— Что — епэрэсэтэ? Что — старушка? — заглушая ее,
воскликнула я. — Лучше скажи, где ты жвачку взяла? Ты же терпеть ее не можешь.
— Да, я не могу терпеть эту жвачку, — подтвердила Маруся. —
Она перебивает мне весь аппетит, поэтому я тебе ее и отдала.
— Это ясно, а зачем ты ее купила?
— Я купила? Стала бы я покупать. Равиль меня угостил
жвачкой, а я сразу же тебя переугостила, ну, чтобы добро не выбрасывать.
Я изумилась:
— Равиль? Постой, откуда взялся Равиль? Это же у Кольки в
салоне происходило, ведь это там ты мне подсунула идиотскую жвачку.
— Правильно, там, — согласилась Маруся. — Как раз в тот
день, когда ты у Кольки Косого свой облезлый парик стригла, а потом незнамо как
угодила на карниз.
Передать не могу, как я разволновалась.
— Маруся, умоляю, расскажи поподробней, как все случилось со
жвачкой! — закричала я, стоя на этом дурацком карнизе с телефонной трубкой в
руке.
— Да никак и не случилось, — флегматично ответила Маруся. —
Мы были в салоне. Пока Колька Косой терзал твой парик, я скучала, сидела, на
тебя глазела, зевала, слушала, как ты измываешься над стилистом, потом мне
надоело, и я вышла в холл. Тут и подвернулся Равиль в стильной такой шляпе с
широкими полями. Он меня жвачкой и угостил и предложил угостить тебя. Я тут же
прямо всю ее тебе и отдала, когда Колька Косой меня в кресло посадил.
— И что я сделала?
— Ты сказала, что зверски хочешь жрать, распечатала брикетик
и сунула пластину в рот, а потом вдруг по магазинам умчалась, бросив меня у
Кольки Косого прямо всю одну.
Вот что сообщила мне Маруся. И я, в нечеловеческих условиях,
стоя на карнизе, сделала последнее открытие: интригу затеял Равиль, чтобы потом
избавиться от Коровина и зажить свободной жизнью. Очевидно, такой жвачкой он
пользовался, когда выходил в астрал для общения с духами.
Какой умница Равиль, раз разглядел во мне сильнейшего
потенциального врага и подсунул жвачку, пропитанную психотропом. Уж он-то знал,
кого надо срочно нейтрализовать или (на худой конец) дискредитировать. Выставив
меня психически ненормальной, он рассчитывал поломать игру Лели, которая
надеялась загрести жар моими руками, о чем она имела глупость ему рассказать.
Но Равилю не удалось вывести из игры мой ум. Мой ум не
запугать никаким карнизом, не смутить никаким психотропом, бог знает как
внедренным в жвачку, — однако, что же там было в народной мудрости после
задницы с лабиринтами? Скажет мне кто-нибудь или нет? И долго ли протянет наш
Турянский? А Коровин? Сколько осталось ему жить после того, как он завещал свое
добро возлюбленному Равилю?
Из этой истории вытекают два вывода: любовь — глупость, а
завещание — штука, которую мог придумать только нехороший человек.
Но когда же меня снимут с карниза?
