Я посмотрела вверх, когда Джафримель остановился. Высокая стена из старого камня, смазанного цементом, она жужжала от энергии. Запах оборотня вернулся, жаля мой нос. Защита вокруг стены была чем-то, чего я раньше никогда не видела – фиолетовый туман выглядел странно прозрачным, но все же, искрящимся и жужжащим, когда Джаф приблизился. Там были небольшие, узкие деревянные ворота, слегка вибрирующие, раскачивающиеся взад и вперед, как сердцебиение. Я не могла видеть, что находится за воротами, и туманной защиты было достаточно, что бы я занервничала. Я никогда раньше не видела такой вид защиты. Незнание синоним к возможной опасности, когда дело касается магии, особенно защиты. Я застыла, и Джаф тоже остановился.
— Нет никакой опасности, — сказал он, словно я была маленькой школьницей бающейся темноты. Я не стала отвечать, просто сделала шаг вперед, цепляясь за его руку, как за буксир.
Теперь, я должна действовать, будто мне не страшно.
МакКенли отошел в сторону, облокотился на стену и сложил руки на груди. Металлическое покрытие на его левой руке искрилось внезапным потоком бледного пурпурного света, который углублялся в сияние цвета индиго, в то время как он, казалось, тонул в мягкой породе. Его глаза стали еще темнее. У меня чуть челюсть не отвисла, когда он почти исчез, не только для моих физических, но и психических чувств. Джафримель снова потянул меня, я, не отрываясь, смотрела на МакКенли, который почти слился со стеной. «Как он это сделал? Да кто он, черт возьми?»
Джаф положил свою руку на ворота и открыл их. Я попятилась назад, насколько смогла, затем пересекла туманную защиту. Она скользила по краю ауры Джафримеля, сверкая золотом, когда касалась жаркого знака демона на ландшафте энергии. Мои кольца беспокойно кружились, мой меч шумел в ножнах. Я вздохнула, обнаружив себя еще живой и под покровом ауры Джафа. Осторожно решила, возможно, со мной все в порядке.
За стеной находился сад. Стойкий запах оборотней и нихтвренов исчез, замененный ароматом влажной земли, розмарина и лилий. Пикантный запах шалфея коснулся моего лица; ветерок за стеной был теплым и полным пряных ароматов, становящихся все сильнее.
Дорожка под ногами превратилась в плиты. Я увидела пышные кроны дубов, их стволы были такими широкими, как незаконно увеличенная семейная защита, и капуцины, с листьями размером с небольшую пиццу, свисающие над каменной скамейкой. В воздухе витал аромат ночного цветущего жасмина, и я почувствовала жимолость и резкий запах рута. Висел стойкий запах сухих, елейный перьев, делая сад еще слаще. Здесь не пахло приходом зимы, не было так холодно, как за пределами стены. Здесь чувствовалось лето – прекрасная летняя ночь в цветочном саду.
Это напомнило мне сад Эдди в Сент-Сити, о посиделках в низких креслах и запахе кифии, которую любит жечь Гейб, распитии старого вина или рома «Кростин», пока Эдди возится с антикварным барбекю, а мягкий смех Гейб поднимается над безупречными грядками. В разное время я приводила к Гейб и Дорин, и Джейса, поэтому могла помнить, как Дорин посылала маленькие танцующие вспышки энергии в светлячков, заставляя их бегать друг за другом в руническом узоре. Я также могла помнить, как у Джейса подгорали бифштексы или, как он лежал на газоне, превращая дым от сигареты Гейб в мраморные шары, дрейфующие по двору, Гейб лениво встряхивала пальцами в стазис-чарах и замораживала их в пепел. Это были хорошие воспоминания, и я обнаружила, что на моем лице появилась абсолютно незнакомая улыбка.
Над садом возвышался храм, высокий и узкий с Ново Христианским символом – неровный тау крест, сделанный из цветного стекла в до-Мериканскую эру – висящим над дверью. Я задрожала, думая о религиозных фанатиках и их войне с псионами. Каменные ступеньки были уже, чем дорожка. Я была почти на крыльце, когда обнаружила, что все еще слегка улыбаюсь.
«Подождите-ка. Я улыбаюсь. Почему я улыбаюсь?»
Воздух был нежным, как шелк, наполненный хорошими воспоминаниями: Гейб и я вместе пропалываем грядку пиретрума теплым весенним вечером; Эдди и я деремся на палках; Дорин в широкой соломенной шляпе переворачивает землю в саду, который она посадила; Джейс с банданой, повязанной вокруг его золотистой головы, мускулы двигаются под его кожей, когда он помогает мне крыть крышу…
— Что это за черт? — прошептала я, когда Джафримель поставил ногу на первую ступеньку.
— Ангеликус. — Он посмотрел на меня, уголки его губ опустились. — Это приятно? Начальные этапы обычно такие.
«Звучит не очень-то хорошо». Я старалась мыслить четко.
— Что это?
«Во что ты втянул меня на этот раз?» Но взгляд на него вызвал во мне другой поток воспоминаний – я предлагаю ему запястье, когда он успокоил меня после ночного кошмара во время охоты на Сантино, он нежно отказывается. Его голос, когда мы лежим в кровати, моя щека на его плече, его терпение залечивает дыры в моей душе после того, как ка Мировича чуть не убило меня. Джафримель гладит мою спину, когда я набираю номер Гейб. Наши сплетенные руки висят между нами, когда мы идем по пыльным дорогам Тоскано.
Он остановился, его нежные пальцы на моем запястье.
— Только побочный эффект, часть этого соблазна. Это пройдет.
— Ты что, умрешь, если скажешь мне, что происходит? — Я не могла испытывать никакого гнева, хотя знала, что сердита. Полагаю, было неправильно чувствовать это, но быть так странно отдаленной от любого гнева, словно круговорот рефлексов был поврежден. Легкий ветерок ласкал мои волосы, касался моих джинс, словно закручивался вокруг меня.
— Смотри и жди. — Он отпустил мое запястье, нежно скользнув пальцами по моей руке. — Пойдем.
Глава 34
Внутри мягкий свет от свечей играл на стремящемся ввысь интерьере. Все ненужные стены были снесены. Место для хора было пустым пространством, а ступенек на колокольню больше не было. Пол был каменным, от многолетних служений он был отполирован до блеска. По дороге в центр все еще стоял алтарь, а там, где должны были находиться упорядоченные ряды скамеек, был изрезанный темный камень. Вверху на помосте белые толстые столбы свечей отбрасывали на поверхность каждой фигуры танцующий, трепещущий свет, поглаживая каждую поверхность мягким золотом. Я слышала тихое, глубокое жужжание, и оно аккуратно опустилось на пол.
Я сказала «оно» потому, что это было странно бесполым. У Люцифера была своя особенная, чистая андрогиническая красота, но она, все же, была окрашена абсолютной мужественностью. Этому не хватало резкой, золотой безупречности Дьявола. Бледная кожа сливалась с платиновыми волосами, прямые бесцветные брови, тонкие обнаженные плечи и длинный, белый, шелковый наряд; оно было одето в свободные штаны, белые стройные ноги были голыми. Его глаза были выцветшими, но светились синим, что напомнило мне о зимнем небе Пучкинской Руси солнечным днем, когда ветер становится колючим над вечной мерзлотой и прорезается через самый лучший и теплый искусственный мех. Их голубизна была такой сильной и бездонной, как и их холодность, выцветший цвет, тем не менее, выглядел бесконечным и заливал все вокруг жутким, бесконечным светом. Глаза были посажены на лицо, которое стыдно было бы сравнить с любой генноизменной голографической звездой – чудо изящной, безупречной архитектуры.
