Даже являясь сотрудником Планетарной разведки, он почти ничего не знал о ее размерах, о размахе и методах ее операций и все еще кипел негодованием на грубое вмешательство этой организации в свою жизнь. По профессии Садлер был бухгалтером, так что особенно притворяться ему сейчас не приходилось. Некоторое время назад по причинам, которых он не знал и, скорее всего, никогда не узнает, с ним провели собеседование, закончившееся предложением некоей не совсем определенной работы. Он согласился, в некотором роде добровольно — после прозрачного намека, что отказываться не в его интересах. Затем последовали шесть месяцев монашеской жизни в канадской глуши (собственно говоря, он только думал, что живет в Канаде, возможно, это была Гренландия или Сибирь). Его почти непрерывно держали под гипнозом и накачивали самой разнообразной информацией. И вот теперь он на Луне, пешка в разыгрываемой кем-то межпланетной шахматной партии. Он с тоской мечтал о том времени, когда весь этот ужас закончится. Неужели же бывают люди, добровольно становящиеся тайными агентами? Только крайне инфантильные и неуравновешенные личности могут получать какое-то удовольствие от такой откровенно нецивилизованной деятельности. Были, конечно же, и кое-какие плюсы. В нормальной обстановке он никогда бы не попал на Луну, полученные сейчас впечатления и опыт могут очень пригодиться в дальнейшей жизни. Садлер всегда старался смотреть в будущее, а особенно тогда, когда его удручало текущее положение вещей. В данный момент положение вещей выглядело из рук вон плохо — что на личном, что на межпланетном уровне.
Безопасность Земли — вещь весьма серьезная. Слишком серьезная, чтобы один отдельно взятый человек серьезно о ней заботился. Непомерное бремя межпланетной политики беспокоило Садлера значительно меньше, чем мелкие повседневные заботы. Постороннему наблюдателю могло бы показаться весьма пикантным, что величайшая забота Садлера была связана не с выживанием человечества, а с одним-единственным человеческим существом. Простит ли когда-нибудь Жанетта, что он не приедет домой на годовщину свадьбы? И даже не позвонит. Ни жена Садлера, ни его друзья ничуть не сомневались, что он где-то на Земле. А позвонить с Луны, не признаваясь, где ты находишься, невозможно — тебя сразу же выдаст запаздывание в две с половиной секунды между вопросом и ответом.
Планетарная разведка может очень многое, но ускорить радиоволны не под силу и ей. Она доставит ко времени подарок — но не сможет сказать Жанетте, когда ее муж вернется домой.
И она никак не сможет изменить тот печальный факт, что в ответ на вопрос жены, куда он уезжает, Садлер соврал. Соврал во славу Безопасности.
ГЛАВА 3
Конрад Уилер кончил сравнивать ленты, на секунду задумался, встал и трижды обошел лабораторию. Глядя на него сейчас, любой старожил с уверенностью сказал бы, что спектроскопист попал на Луну сравнительно недавно. За шесть месяцев работы в Обсерватории он не успел еще окончательно привыкнуть к кажущейся легкости своего тела. Его резкие, угловатые, словно у марионетки на ниточках, движения резко контрастировали с плавной, почти как в замедленном фильме или во сне, походкой бывалых «лунатиков». Надо сказать, частично в этой порывистости был виноват темперамент Уилера, недостаток у него самодисциплины, склонность к поспешным выводам. Именно со своим темпераментом он и пытался сейчас бороться.
Ему случалось допускать ошибки — но ведь на этот раз не остается никакого места для сомнений. Факты неоспоримы, вычисления тривиальны, а ответ — ответ внушает почтительное благоговение. Одна из далеких, затерянных в глубинах космоса звезд взорвалась, выплеснув из своих недр потоки невообразимой энергии. Уилер взял листок с набросанными на нем цифрами, по десятому разу их перепроверил и потянулся к телефону.
— Это что, действительно важно? — недовольно проворчал Сэм Джеймисон. — Ты меня выдернул из фотолаборатории, я как раз делаю одну штуку для Старого Крота. Ладно, говори, все равно нужно подождать, пока пластинки промоются.
— Сколько им еще полоскаться?
— Минут пять. Но потом я займусь следующими.
— Мне кажется, что это очень важно. Тут нужна буквально секунда. Забегай, я тут рядом, в пятой приборной.
За три сотни лет фотография изменилась очень мало. Уилер, считавший, что электроника может сделать все и еще немножко, воспринимал деятельность старого своего приятеля как некий пережиток века алхимии.
— Так что там? — с обычным своим немногословием поинтересовался Джеймисон.
Уилер ткнул пальцем в лежащую на столе перфоленту:
— Я делал очередную проверку амплитудного интегратора. Он обнаружил одну штуку.
— А он только тем и занимается, — пренебрежительно фыркнул Джеймисон. — Стоит кому-нибудь в Обсерватории чихнуть, как эта твоя железяка открывает новую планету.
Скептицизм Джеймисона имел под собой серьезные основания. Интегратор — прибор очень сложный и капризный — ошибался при каждом удобном случае и даже без оного, а потому многие астрономы считали, что от него больше хлопот, чем толку. Однако директор питал к этому шкафу, набитому электроникой, нежную любовь, так что избавиться от него было невозможно, во всяком случае — до смены руководства. Собственно говоря, Маклорин сам же его и изобрел — в те далекие дни, когда имел еще время для научной работы. Автоматический страж небес, этот прибор оглядывал их год за годом, терпеливо ожидая, когда же наконец вспыхнет новая звезда.
— Вот эта запись, — сказал Уилер. — Посмотри сам, если не веришь.
Джеймисон прогнал ленту через преобразователь, переписал числа, сделал быструю прикидку… После чего у него отпала челюсть. К величайшему облегчению — и удовлетворению — Уилера.
— Тринадцать величин
[4]
за двадцать четыре часа! Это да!
— Тринадцать и четыре десятых, если уж точно, но у тебя получилось достаточно близко. Это сверхновая. И совсем близко.
В комнате повисла тишина.
— Слишком уж здорово, чтобы быть правдой, — вздохнул наконец Джеймисон. — Не будем никому говорить, пока не убедимся окончательно. Снимем спектр, а до того времени давай считать ее обычной новой.
— Когда там в нашей Галактике была последняя сверхновая? — мечтательно закатил глаза У ил ер.
— Наверное, звезда Тихо… нет, была вроде и попозже, где-то около тысяча шестисотого.
— В любом случае — очень и очень давно. Пожалуй, это вернет мне благорасположение директора.
— Будем надеяться, — пожал плечами Джеймисон. — Во всяком случае, ничем меньшим, чем сверхновая, ты его не проймешь. Пиши теперь краткое извещение, а я пойду готовить спектрограф. Не нужно жадничать, другим обсерваториям тоже захочется поучаствовать. Ты, — повернулся он к интегратору, продолжавшему нести свой небесный дозор, — оправдал-таки свое существование. Даже если в дальнейшем ты-никогда не найдешь ничего, кроме навигационных сигналов космических кораблей.
