Комната была ему знакома — та самая, где он в последний раз разговаривал с Серанис. Над головой мерцали звезды, словно в доме не было ни потолка, ни верхнего этажа, и Элвин снова подумал о том, каким образом удалось достичь подобной иллюзии. Трое советников застыли в своих креслах, когда он подплыл к ним, но на лице Серанис промелькнуло лишь легкое удивление.
— Добрый вечер, — вежливо сказал мальчик, словно появление вместо него робота было самым обычным делом на свете. — Я решил вернуться.
Их реакция превзошла все его ожидания. Первым пришел в себя один из советников, молодой, но с седыми прядями в волосах.
— Как ты сюда попал? — воскликнул он.
Элвин счел нужным уклониться от ответа; вопрос вызвал определенные подозрения — не выведена ли из строя подземная транспортная система.
— Так же, как и в прошлый раз, — солгал он.
Двое советников пристально посмотрели на третьего, тот беспомощно развел руками. Затем молодой человек снова обратился к роботу.
— У тебя не возникло никаких… проблем?
— Никаких, — заявил Элвин, намереваясь сбить их с толку еще больше, и понял, что это ему удалось. — Я вернулся по собственной юле, но, учитывая наши прежние разногласия, пока что предпочитаю держаться подальше. Если я прибуду сам, обещаете больше не мешать мне?
Некоторое время все молчали, и Элвин мог лишь догадываться, какими мыслями они обмениваются между собой. Затем заговорила Серанис.
— Полагаю, в этом нет особого смысла. Диаспар наверняка уже все о нас знает.
Элвин слегка смутился, услышав упрек в ее голосе.
— Да, Диаспар знает, — ответил он. — И Диаспар не желает иметь ничего общего с низшей культурой.
С немалым удовольствием он наблюдал за поведением советников. Даже Серанис слегка покраснела. Элвин полагал, что если удастся вызвать неприязнь между Люсом и Диаспаром, его проблема будет решена более чем наполовину. Сам того не осознавая, он продолжал учиться забытому искусству политики.
— Но я не хочу оставаться здесь на всю ночь, — продолжал он. — Так вы обещаете?
Серанис вздохнула, и на ее губах появилась легкая улыбка.
— Да, — сказала она. — Мы тебе больше не помешаем. Хотя не думаю, что раньше нам это удавалось.
Дождавшись возвращения робота, Элвин дал машине все необходимые распоряжения и заставил их повторить. Затем вышел из корабля, и шлюз беззвучно закрылся у него за спиной.
Кроме легкого шума ветра, не слышалось никаких звуков. На мгновение звезды затмила тень, и корабль исчез. Только теперь Элвин осознал свою ошибку. Он забыл, что чувства робота сильно отличаются от его собственных, и ночь оказалась намного темнее, чем он ожидал. Порой он сбивался с пути, а несколько раз едва не налетел на дерево. Темнее всего было в лесу, а однажды рядом с ним в зарослях возникло какое-то крупное существо. Едва слышно хрустнули ветки, и на Элвина уставились два изумрудных глаза, примерно на уровне его пояса. В ответ на негромкий возглас мальчика его руки коснулся длинный шершавый язык. Мгновение спустя могучее тело дружески потерлось об него и беззвучно исчезло. Он так и не понял, кто это был.
Вскоре среди деревьев появились огни поселка, но Элвин уже не нуждался в них, поскольку тропинка под его ногами превратилась в тускло светящуюся голубую реку. Мох, по которому он шел, фосфоресцировал, и ноги оставляли на нем темные пятна, медленно исчезавшие позади. Зрелище было прекрасным, захватывающим, и когда Элвин наклонился, чтобы сорвать пучок удивительного мха, тот еще несколько минут сиял в его ладонях.
Теон ждал рядом с домом, и мальчика во второй раз представили троим членам Совета. С некоторой досадой Элвин отметил едва скрываемое удивление на их лицах; он не любил, когда ему напоминали о юном возрасте, несмотря на все его преимущества.
Пока он подкреплялся, правители Люса почти ничего не говорили, и Элвину снова подумалось: интересно, какими мнениями они безмолвно обмениваются. Сам он старался гнать прочь любые мысли, пока не покончил с едой, а затем заговорил так, как не говорил никогда прежде.
Темой его речи был Диаспар. Он живописал город таким, каким видел его в последний раз, — спящим на груди пустыни, в окружении светящихся всеми цветами радуги на фоне неба башен. Из сокровищниц своей памяти он извлекал песни, сложенные поэтами древности во славу Диаспара, и рассказывал о миллионах и миллионах людей, положивших свои жизни на алтарь его красоты. Никто не смог бы познать и сотой части всех сокровищ города, сколько бы он ни прожил. Элвин описывал чудеса и диковины, созданные жителями Диаспара, и пытался в меру своих сил описать восхитительные творения Шервейна и Перилдора. И еще он рассказывал о Лоренеи, чью фамилию носил и чья музыка, возможно, была последней, которую слышали звезды и другие планеты.
Ему внимали, не перебивая и не задавая вопросов. Закончил он далеко за полночь, едва держась на ногах от усталости. Сказались напряжение и возбуждение долгого дня, и он сам не заметил, как заснул.
Элвин все еще чувствовал усталость, когда вскоре после рассвета в сопровождении Теона вышел из поселка. Несмотря на раннее утро, они оказались не первыми. Возле озера мальчики нагнали троих советников, с которыми обменялись смущенными взглядами. Элвин прекрасно знал, куда направляется комитет по расследованию, и решил: эти люди заслуживают того, чтобы избавить их от лишних проблем. Когда дошли до подножия холма, он остановился и повернулся к спутникам.
— Боюсь, вчера вечером я ввел вас в заблуждение, — весело сказал он. — Я пришел в Люс вовсе не прежним путем, так что закрывать его было вовсе не обязательно.
На лицах советников отразилось облегчение, смешанное с растерянностью.
— Как же ты сюда попал? — спросил глава комитета.
Элвин понял: советник уже догадывался о том, как все было на самом деле. Не перехватил ли он команду, которую гость только что мысленно послал через горы? Но мальчик ничего не ответил, лишь показал на северное небо.
Слишком быстро для того, чтобы можно было уследить взглядом, над горами по дуге промчалась серебристая игла, оставляя длинный светящийся след. В шести километрах над Люсом она остановилась — не сбрасывая скорость и не тормозя, в одно мгновение, непостижимым для разума образом. С неба прилетел могучий грохот заполнявшего пробитую кораблем дыру воздуха. Чуть позже сам корабль, сверкая в лучах солнца, опустился на склон холма в нескольких сотнях метров.
Трудно сказать, кто удивился больше, но Элвин опомнился первым. Пока они шли — почти бежали — к кораблю, он подумал, приходилось ли тому совершать подобные маневры в обычных условиях. Помнится, в своем первом полете он не ощущал никакого движения. Однако куда больше его озадачивал тот факт, что еще вчера эта великолепная машина была погребена под толстым слоем твердого как железо камня. Лишь когда Элвин добрался до корабля и обжег пальцы, неосторожно коснувшись корпуса, он понял, в чем дело. На носовой части все еще виднелись следы земли, но она оплавилась, превратившись в лаву. Все остальное же полностью исчезло, открыв прочный металл, который не могли разрушить ни время, ни силы природы.
