А потом он вспомнил, что отныне уже не будет одинок, и страх понемногу отхлынул. С кристальной ясностью вновь возникло понимание Вселенной, и он знал — вернулось оно не только благодаря его усилиям. Когда при первых неуверенных шагах ему понадобится помощь, она не заставит себя ждать.
Мужество вернулось к нему, и, как прыгающий с вышки ныряльщик, которому лишь на мгновенье изменила храбрость, он ринулся сквозь световые годы. Галактика вырвалась из рамок, в которые он мысленно ее заключил; чудилось, с невообразимой скоростью мчатся мимо звезды и туманности. Призрачные солнца взрывались и исчезали позади, когда, словно тень, проносился он сквозь самую их сердцевину; мрачные скопления холодной космической пыли, что прежде страшили его, казались всего лишь взмахами воронова крыла, мелькающими пред ликом солнца. Звезды редели; слепящий блеск Млечного Пути, слабея, превращался в бледный отсвет сияния, когда — то знакомого — и когда он будет вполне готов, он снова его узнает.
Он вернулся туда, куда стремился, — в пространство, которое люди называют истинным.
Глава 47
Дитя звезд
Перед ним блестящей игрушкой, перед которой не устоит ни одно Дитя Звезд, плывет Земля со всеми ее народами.
Он возвратился вовремя. Там, на густо населенной планете, вот — вот вспыхнут на экранах радаров тревожные сигналы, зашарят по небу громадные телескопы, выслеживая цель, — и истории, какую знали люди, настанет конец.
Он уловил — в тысяче миль под ним пробуждается от сна смертоносный груз, лениво шевелится на своей орбите. Жалкие силы, дремлющие там, не страшны летящему, но он предпочитает чистое небо. Он направил туда свою волю, и скользящие вокруг земного шара мегатонны расцвели беззвучным взрывом, на миг озарили обманным рассветом половину спящей планеты. А он выжидает, собирается с мыслями, взвешивает свои еще неиспытанные силы. Этот мир подвластен ему, однако пока не совсем ясно, как поступать дальше.
Но он что-нибудь придумает.
2010: Одиссея Два
Двум великим русским: генералу А.А. Леонову — космонавту. Герою Советского Союза, художнику, и академику А.Д. Сахарову — ученому, лауреату Нобелевской премии, гуманисту
I. «Леонов»
1. Аресибо. Разговор в фокусе
Даже в век торжества метрической системы этот телескоп называли тысячефутовым. Тень наполовину затопила его гигантскую чашу, но лучи заходящего солнца еще играли на треугольном антенном блоке, вознесенном высоко над нею. Там, в сплетении проводов, креплений и волноводов, затерялись две человеческие фигурки.
— Самое время, — начал доктор Дмитрий Мойсевич, обращаясь к своему давнему другу Хейвиду Флойду, — потолковать о многом: о башмаках, и о космических кораблях, и о сургучных печатях… А главное — о монолитах и неисправных компьютерах.
— Так вот для чего мы удрали с доклада Карла! Правда, я столько раз его слышал, что мог бы и сам выступить с ним… Но ты прав — вид отсюда действительно впечатляет. Представь, я поднялся сюда впервые.
— Вуди, тебе не стыдно? Я тут четвертый раз. Вообрази — мы слушаем Вселенную… Но нас не услышит никто. И мы можем спокойно поговорить о твоих трудностях.
— Каких же это?
— Ну, во — первых, тебе пришлось уйти из НСА.
— Я ушел сам. В Гавайском университете больше платят.
— Ясно… «по собственному желанию». Не хитри, Вуди, — ведь я же тебя знаю. Стоит новому президенту призвать тебя назад, и ты что, откажешься?
— Сдаюсь, старый казак. Что тебя интересует?
— Скажем, монолит из кратера Тихо. Наконец — то вы показали его научному миру. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Правда, толку от всех исследований…
При упоминании о черной глыбе, в тайну которой бессилен был пока проникнуть человеческий разум, оба замолчали. После паузы Мойсевич продолжил:
— Но сейчас важнее Юпитер. Ведь именно туда был направлен сигнал из Тихо. И там погибли ваши ребята. — Он помолчал. — Я встречался лишь с Фрэнком Пулом. В девяносто восьмом, на конгрессе МАФ. Он мне понравился.
— Они бы все понравились тебе. Но мы до сих пор не знаем, что с ними произошло.
— Да, до сих пор. Но теперь это уже не только ваше внутреннее дело, Вуди. Ответа с нетерпением ждет все человечество, и с полным на то правом. Вы не сможете и дальше использовать имеющуюся у вас информацию лишь в собственных целях.
— Дмитрий, ты прекрасно знаешь, что на нашем месте и вы бы иначе не поступили. При активном твоем участии.
— Согласен. Но забудем о былых неурядицах. Они — в прошлом. Как и прежнее ваше правительство, которое развело всю эту секретность. У нового президента, надеюсь, более разумные советники.
— Возможно. У тебя есть официальные предложения?
— Нет, разговор сугубо частный. «Предварительные переговоры», как выражаются чертовы политики. И если кто-либо поинтересуется, происходили ли они, я отвечу «нет».
— Разумно. И что дальше?
— Ситуация, в общем, проста. «Дискавери–2», как тебе известно, будет готов не раньше чем через три года. Значит, вы упустите следующее стартовое окно.
— Допустим. Однако не забывай — я всего лишь ректор. НСА для меня — на другой стороне Земли.
— И в Вашингтон, надо полагать, ты ездишь просто так, навестить старых друзей. Да ладно. Наш корабль «Алексей Леонов»…
— Я думал, вы назвали его «Герман Титов».
— Ошибаетесь, ректор. Вернее, ошибается ЦРУ. Так вот, между нами: «Леонов» достигнет Юпитера как минумум на год раньше «Дискавери».
— Между нами, этого — то мы и боялись. Продолжай.
— Мое начальство, судя по всему, ждать вас не собирается. По части слепоты и глупости оно ничем не лучше твоего. А раз так, на нашу экспедицию могут обрушиться те же беды, что и на вашу.
— А что, по — вашему, там произошло? Только не говори, будто у вас нет перехвата боуменовских сообщений.
— Конечно, есть. Все, вплоть до последних слов: «Боже, он полон звезд!». Наши компьютеры проанализировали даже интонацию в этой фразе. Боумен не галлюцинировал. Он пытался описать то, что действительно видел.
— А что показал доплеровский сдвиг?
— Чудовищно! Когда сигнал пропал, Боумен удалялся со скоростью тридцать тысяч километров в секунду. Он набрал ее за две минуты. Многие тысячи g!
— Выходит, он мгновенно погиб.
— Не хитри, Вуди. Передатчик не выдержал бы и сотой доли такой перегрузки. А он действовал. Значит, и Боумен мог уцелеть.
— Что ж, все сходится. Стало быть, вы в таком же неведении, как и мы. Или у вас есть еще что-нибудь?
— Только куча безумных гипотез. Но любая из них недостаточно безумна, чтобы быть истинной.
