1. НА СМОРЩЕННОЙ СКАЛЕ
Не так-то легко начинать. Я обдумал множество вариантов начала. Например, такой остроумный:
Вы обо мне не знаете, если не читали книги мистера Фреда Пола.
В основном он рассказывает верно. Кое-что исказил, но в главном все так и было.
Но мой друг информационная программа Альберт Эйнштейн утверждает, что литературные ассоциации мне не под силу, так что от гамбита типа Гекльберри Финн придется отказаться. И я решил начать с выражения обжигающего, опустошающего душу космического страха, который всегда (как также напоминает мне Альберт) служит частью моих обычных разговоров:
Быть бессмертным и в то же время мертвым, всеведущим и почти всемогущим и в то же время не более реальным, чем фосфорический блеск на экране – вот как я существую. Когда меня спрашивают, что я делаю со своим временем (так много времени? так много втиснуто его в каждую секунду, и такая бесконечность секунд), я даю честный ответ. Я говорю, что учусь, играю, составляю планы, работаю. И все это правда. Я делаю все это. Но во время этого и между этими занятиями я делаю кое-что еще. Я испытываю боль.
Или могу начать с описания обычного дня. Как делают в интервью по ПВ: «Правдивое описание одного дня прославленного Робинетта Броадхеда, финансового магната, обладающего огромным политическим влиянием, создающего и меняющего события на всех мириадах миров». Может, со включением рассказа о том, как я веду дела... например, провожу совещание с шишками из Звездного Управления Быстрого реагирования или, еще лучше, заседание совета в Институте Робинетта Броадхеда для исследований за пределами Солнечной системы:
Я под звуки аплодисментов вышел на подиум. Улыбаясь, поднял руки, прекращая аплодисменты. «Леди и джентльмены, – сказал я, – благодарю вас всех за то, что вы нашли возможность выделить время в вашем насыщенном расписании и присоединиться к нам. Вы знаменитые астрофизики и космологи, известные теоретики и Нобелевские лауреаты. Добро пожаловать в наш Институт. Объявляю заседание совета, посвященное тонкой структуре материи, открытым».
Я, конечно, говорю все это, вернее, посылаю двойника, и он это говорит. Приходится. От меня этого ждут. Я не ученый, но через свой Институт предоставляю деньги, которыми оплачиваются счета для развития науки. И поэтому все хотят видеть меня на открытии заседаний. А потом хотят, чтобы я ушел и они смогли начать работу. Что я и делаю.
Ну, никак не мог я решить, как начать, и потому не стал использовать эти зачины. Впрочем, все они достаточно характерны. Я это признаю. Иногда я излишне умен и остроумен. Иногда, может быть, даже слишком часто, меня отягощает внутренняя боль, которая как будто никогда не уходит. Частенько я излишне помпезен; но все же, честно, в самом важном я действую очень эффективно.
Итак, начну я с приема на Сморщенной Скале. Прошу потерпеть вместе со мной. Вам придется терпеть совсем немного, а мне все равно нужно это сделать.
На хороший прием я готов отправиться куда угодно. А почему бы и нет? Мне это нетрудно, а хорошие приемы случаются нечасто. Сюда я даже прилетел в своем космическом корабле; это тоже нетрудно и не мешало мне одновременно заниматься восемнадцатью или двадцатью другими вещами.
Еще до прибытия я почувствовал приятное ощущение предстоящего приема, потому что старый астероид приукрасили по такому случаю. Сама по себе Сморщенная Скала нисколько не интересна. Это черный камень длиной в десять километров, с синими пятнами. Похоже на грушу, поклеванную птицами. Разумеется, эти углубления – не клевки птиц. Посадочные гнезда для таких кораблей, как мой. А по случаю приема Скала украшена большой сверкающей звездной надписью:
Наша Галактика
Первые сто лет самые трудные.
Надпись вращается вокруг скалы как пояс из дрессированных светлячков. Первая часть – не дипломатично. Вторая – неправда. Но смотреть приятно.
Я так и сказал своей дорогой портативной жене, она в ответ хмыкнула, удобно усаживаясь у меня на коленях.
– Как ярко. Настоящий огонь! Могли бы использовать голограммы.
– Эсси, – сказал я, поворачивая голову, чтобы укусить ее за ухо, – у тебя душа кибернетика.
– Хо! – ответила она, поворачиваясь, чтобы укусить меня – только она укусила гораздо сильнее, – я сама кибернетическая душа, и ты тоже, Робин, и, пожалуйста, управляй кораблем, а не дурачься.
Естественно, это шутка. Мы находились точно на курсе и опускались в док с болезненной медлительностью материальных тел; у меня еще оставались сотни миллисекунд, прежде чем дать «Истинной любви» последний импульс. Поэтому я поцеловал Эсси...
Ну, на самом деле не поцеловал, но оставим так, ладно?
...и она ответила:
– Большой шум подняли вокруг этого, ты согласен?
– Большой шум, – сказал я и поцеловал ее чуть сильнее, и так как у нас была еще масса времени, она поцеловала меня в ответ.
Мы провели долгую четверть секунды, пока «Истинная любовь» проходила через неощутимый блеск надписи, провели приятно и роскошно, как только можно пожелать. Мы занимались любовью.
Так как я более не «реален» (моя Эсси тоже), так как мы оба больше не «плоть», кто-нибудь может спросить: «Как вы это делаете?» У меня есть ответ на этот вопрос. Ответ таков: «Прекрасно». И еще «роскошно», «великолепно», а прежде всего – «быстро». Я не хочу сказать, что мы торопимся. Просто нам на это не требуется много времени; и вот после того как мы доставили друг другу удовольствие, и немного повалялись, и даже вместе вымылись под душем (абсолютно ненужный ритуал, как и большинство наших ритуалов, но нам нравится), у нас еще оставалось от этой четверти секунды достаточно времени, чтобы рассмотреть другие посадочные гнезда на Скале.
Нас ожидает интересное общество. Я заметил большой корабль, построенный еще хичи, такой мы бы в старину назвали «двадцатиместным», если бы знали, что они существуют. Но мы не просто глазели. Мы ведь сложные программы, использующие все возможности времени. Поэтому я поддерживал контакт с Альбертом, проверял, нет ли новых сообщений из центра, убеждался, что ничего не поступило с Колеса, и удовлетворял еще с десяток своих интересов и запросов; а Эсси тем временем занималась своими делами. Так что когда наше кольцо-замок соединилось с кольцом углубления, на самом деле посадочного гнезда астероида, мы оба были в хорошем настроении и готовы к приему.
Одно из (многих) преимуществ моей дорогой Эсси и меня самого в том, что нам не нужно отстегивать ремни безопасности, проверять швы и открывать люки. Ничего подобного нам не нужно делать. И не нужно перемещать наши информационные веера. Они остаются, а мы по электрическим цепям того места, где находимся, проходим, куда нам нужно. (Обычно мы передвигаемся в «Истинной любви», там и подключаемся). Если нам нужно куда-нибудь подальше, мы используем радио, но тут начинает сказываться утомительная разница во времени прохождения сигнала.
