Но сначала нужно сбежать.
Хеймат остановился на развилке, чуть запыхавшись. Для человека старше ста лет подъем трудный, хотя Хеймат уже забыл, сколько у него новых органов, а солнце печет. Хеймат покорно осмотрел тюремную ограду. Ничего не изменилось. Это даже не стены: полоска кустов, очень красиво подрезанных, но полных сенсоров, потом промежуток и новая полоска, тоже красивая на глаз, но полная парализующих приспособлений. Ну, и конечно, дальше третья линия. Эта смертельна. Покойный майор Адриан Винтеркуп доказал это всем остальным, потому что избрал ее для своего самоубийства. Эксперимент окончился вполне удачно. (Впрочем, его тут же отправили на запись в файл мертвецов).
И в любом случае многочисленные машины-садовники, которые всегда на виду и поблизости, сразу становятся охранниками. Потому что от их взгляда спастись невозможно.
Хеймат вздохнул и пошел налево, к файлу мертвецов.
Он не часто ходит сюда. Живому заключенному не по себе в таком месте, потому что живой заключенный знает, что рано или поздно станет мертвым заключенным и попадет сюда. Никому не нравится смотреть на собственную могилу.
Конечно, пять-шесть тысяч поистине неисправимых, заключенных в файл мертвецов, не были по-настоящему мертвы, они были только «мертвы». Например, здесь находится и майор Винтеркуп, вернее, его записанный машиной аналог, потому что стражники обнаружили его тело вовремя. Конечно, не для того, чтобы оживить. Но до того, как процессы разложения затронут его непокорный мозг. То, что он умер, не изменило Винтеркупа: он все так же неосторожен и безрассуден, как в те славные дни, когда был адъютантом Хеймата, когда они использовали свое положение, чтобы путем убийств, бомб и разрушений создавать будущий прекрасный новый мир.
Вот он, мрачно думал Хеймат, этот новый мир, и ни для него, ни для майора Винтеркупа в нем не нашлось места.
Идя к низкому пастельному зданию, в котором размещается файл мертвецов, он какое-то время думал, не связаться ли с Винтеркупом или кем-нибудь из мертвых, просто чтобы поболтать для перемены. Но все они такие тупые! Заключение не прекращается со смертью. Ни один из них никогда не покинет файл мертвецов, и ни один из них после смерти ничуть не изменился...
Хеймат застыл, глядя на файл мертвецов.
Сразу за углом, почти не видный с тропы, главный грузовой вход, которым никогда не пользовались. Теперь пользуются. Рядом с ним опустились на брюхо два мощных грузовика, их пропеллеры стихли, и десяток рабочих выносили из машин стойки с базами данных и проводами внутри.
– Пожалуйста, генерал Хеймат, – послышался сзади голос охранника, – не подходите ближе. Это запрещено.
– Они пришли прошлой ночью, когда я спал, – сказал Хеймат, глядя на грузовики. – Но в чем дело?
– Объединение, – виноватым тоном объяснил охранник. – Закрылась тюрьма в Пенсакале, и всех заключенных переместили сюда.
Хеймат взял себя в руки. Первое правило тюремной жизни – не давать машинам знать, что он чувствует и о чем думает, поэтому он просто приятно улыбнулся.
– Нас, врагов общества, уже недостаточно, чтобы всем вам дать занятие. Ты не боишься потерять работу?
– О, нет, генерал Хеймат, – серьезно ответил охранник.
– Мы просто получим другие задания. Но закрылась только Пенсакала. Сейчас принимают судебные дела оттуда.
– А, да, судебные деда, – сказал Хеймат, улыбаясь охраннику и думая, не уничтожить ли его. Охранник имел внешность молодого полинезийца, вполне убедительного, вплоть до капель пота на безволосой груди. – Значит, все дела из Пенсакалы теперь в файле мертвецов.
– О, нет, генерал. Есть и один живой. Согласно вашему досье, вы его знаете. Сирил Бейсингстоук.
На мгновение Хеймат утратил спокойствие.
– Бейсингстоук? – Он уставился на машину. Сирил Бейсингстоук был одним из высших руководителей террористов, единственным, кому подчинялась сеть, почти такая же разветвленная и смертоносная, как у самого Хеймата. – Но Бейсингстоук был освобожден под честное слово год назад, – сказал он. – Я видел это в новостях.
– Да, генерал Хеймат, да. – Охранник кивнул. – Но он рецидивист. На свободе он убил тридцать пять человек.
Говорят, понять значит простить, но я в это не верю.
Я думаю, что очень хорошо понимаю таких людей, как Хеймат и Бейсингстоук. Подобно всем другим террористам начиная с каменного века, они убивали и разрушали из принципа и убеждали себя, что принципы, ради которых они убивают, оправдывают пролитую кровь и боль, которую они вызывают.
Но меня они не убедили. Я видел их жертвы. Мы с Эсси сами едва не стали их жертвами, когда группа Хеймата взорвала петлю Лофстрома. Он решил, что мы находимся в ней. И так как мы были свидетелями, мы попали и на суд над Хейматом, и я слышал все об остальных жертвах. Больше всего я слушал Хеймата и видел его, прямого и очень военного, на скамье подсудимых. Он выглядел обозном современного генерал-майора в своем белом мундире, с сильным грубоватым лицом. Он вежливо слушал свидетелей, которые рассказывали, как он, в личине генерал-майора Оборонительных Сил Соединенных Штатов Америки, втайне создавал группы, которые взрывали петли запуска, сбивали спутники, отравляли воду и даже умудрились украсть кушетку для сновидений, чтобы поразить человечество болезненными фантазиями. Конечно, в конце концов его поймали. Но он дурачил всех почти десять лет, сидя с честным лицом на заседаниях штаба по обсуждению антитеррористической деятельности, прежде чем такие люди, как Эскладар, пришли в себя и благодаря им полицейским силам мира удалось связать Хеймата с убийствами и взрывами бомб. Для него все это не было преступлением. Простая стратегия.
Для меня суд над Хейматом был необычным испытанием. Незадолго до этого я умер и впервые появился на публике в голографическом изображении, в то время как суть моя находилась в гигабитном пространстве. Тогда это была необычная ситуация, и адвокаты Хеймата пытались помешать мне свидетельствовать, потому что я не «личность». Конечно, им это не удалось. Впрочем, даже если бы и удалось, особого значения это не имело бы, потому что было множество других свидетелей.
Хеймату, по-видимому, было все равно. Арест и осуждение он рассматривал как несчастную случайность. Цинично и уверенно он говорил об окончательном вердикте истории, потому что не сомневался в том, каков будет вердикт суда. Но когда показания давал я, он настоял на том, чтобы самому проводить перекрестный опрос, а его адвокаты кипели от негодования.
– Вы, Броадхед, – заявил он. – Вы смеете обвинять меня в измене, когда сами связались с врагами человечества! Мы не должны были договариваться с хичи! Убить их, взять в плен, окружить ядро, в котором они скрываются, расстрелять их...
Это было невероятное выступление. Когда суд наконец заставил его замолчать, Хеймат вежливо поклонился суду, улыбнулся и сказал:
– У меня больше нет вопросов к устройству, именующему себя Робинеттом Броадхедом, – и с гордым и уверенным видом стал слушать дальше.
