Поэтому мы солгали.
Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда. Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы оказались дома, я смог поговорить – правда, без изображения – с генералом Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я, загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно, команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было.
Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял наши планы, чтобы уменьшить терроризм, – конечно, проблемы это не решило, но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше. Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно сказала:
– Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные же проблемы.
– То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень много.
– Но у них те же проблемы, – настаивала она. – Подумай! Здоровый молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник. Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым нужно убирать, которое нужно мыть – ты всего этого лишен, Робин. Однако важнейшая часть тебя – она по-прежнему здесь!
– Конечно, – сказал я. Я не добавил, что в мое определение «ценных» входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные отношения.
Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала:
– Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое приближение к конечному продукту.
– Что это значит?
– Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная запись «Здесь и После» несовершенна. Я многое узнала при создании нового Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность, очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы...
– Я понимаю, что были технические проблемы, – прервал я; на самом деле не хотел слышать – пока не хотел – подробности этой рискованной, неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу «меня» из разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной емкости.
– Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования.
– Во мне?
– Конечно, в тебе. А также, – добавила она, подмигнув, – в весьма несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее.
– Ох, – сказал я. – Ух. – И снова захотел, хотя бы временно, обладать телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену.
А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви.
Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался ему самому маленьким. Я очень быстро разрешил одну из их проблем: дал каждому по тысяче акций парома «С.Я.» и всех связанных с этим предприятий. Джейни Джи-ксинг больше можно не думать о том, что она уволена; она может снова наняться пилотом или, если предпочтет, лететь на «С.Я.» пассажиром. Оди тоже. Или он может вернуться на планету Пегги и отдавать приказы своим прежним хозяевам на нефтяном месторождении; или не делать ни того, ни другого, а провести всю остающуюся жизнь в роскоши; и Долли тоже. Но, конечно, их главной проблемы это не решило. Они втроем бродили некоторое время по нашим гостевым помещениям, пока наконец Эсси не предложила, чтобы мы предоставили им «Истинную любовь» для полета в никуда, пока они не разберутся в своих отношениях, и так мы и сделали.
Они не глупы, хотя иногда, как и все мы, поступают глупо. Они поняли, что им дают взятку. Знали, что на самом деле я хочу, чтобы они помалкивали о моем нынешнем бестелесном состоянии. Но они также понимали, что это дружеский дар, не говоря уже о его большой материальной ценности.
И что же они делали втроем в «Истинной любви»?
Мне не хочется об этом говорить. Никому до этого нет дела. Подумайте. Бывают моменты в жизни каждого – включая вас и, несомненно, включая меня, – когда совершаешь незначительные, но не очень красивые поступки. Урчит в животе, мелькает шокирующая мысль, вы портите воздух, вы лжете. Все это не имеет особого значения, но никто не хочет, чтобы становились широко известны такие моменты в жизни, когда человек выглядит нелепым, смешным или злым. Обычно это остается неизвестным, потому что никто не видит. Но теперь я расширился и всегда могу увидеть. Может быть, не немедленно. Но рано или поздно, когда чьи-то воспоминания добавятся к информационным записям, для меня не будет загадок.
Я говорю о личных проблемах Оди Уолтерса. Все его действия и тревоги определялись одним восхитительным и желанным чувством – любовью. Мешала его любви тоже любовь. Он любил свою жену Долли, потому что привык ее любить все время их брака – так, на его взгляд, и должны жить люди в браке. С другой стороны, Долли оставила его ради другого мужчины (не очень подходящий термин по отношению к Вэну), а Джейни Джи-ксинг его утешила. Обе они очень привлекательные женщины. Но их многовато. Оди так же привык к моногамии, как и я. Если он выберет Долли, остается Джейни – а она была так добра с ним; он обязан и о ней подумать – это тоже можно назвать любовью. Но между ним и Джейни стоит Долли. Они собирались жить вместе, и он не хотел это менять, так что это тоже можно назвать любовью. Все усложнялось тем, что он должен был как-то наказать Долли, а на Джейни сердился из-за того, что она встала на пути его брака – помните, я вам говорил, что бывают моменты нелепые и смешные. Все это еще более усложнялось соответствующими чувствами Долли и Джейни...
И они ощутили почти облегчение, когда в разгар ожесточенного спора – они в этот момент по эллиптической орбите приближались к поясу астероидов – Долли пораженно выдохнула, Джейни сдавленно крикнула, и Оди Уолтерс повернулся и увидел на экране корабли, многочисленные и огромные, гораздо больше, чем видел когда-нибудь человек в Солнечной системе.
Несомненно, они испугались до потери сознания.
Но не сильнее всех нас остальных. По всей Земле и в космосе, везде, где у человека были средства связи, воцарились потрясение и ужас. Ожил кошмар всего человечества последнего столетия.
Хичи возвращались.
Они не скрывались. Они были здесь – и как их было много! Оптические приборы космических станций зафиксировали больше пятидесяти кораблей – и каких кораблей! Двенадцать или пятнадцать размером с «С.Я.» Еще с десяток гораздо больше, огромные круглые пузыри, как тот, что проглотил парусник. Были трехместные и пятиместные, но были и корабли промежуточного размера. В них Высокий Пентагон заподозрил крейсеры. Все они летели прямо к нам с общего направления от Веги. Я мог бы сказать, что они застали врасплох оборону Земли, но это было бы лестной ложью. Правда же заключалась в том, что никакой обороны у Земли не было. Были, конечно, патрульные корабли; но они были построены землянами и предназначались для борьбы с другими землянами. Никто и не думал, что их придется применить против полумифических хичи.
