— Ну, Саманта, что ты молчишь?
Сейчас.
— Я не больна, Джастин. Со мной… другое.
— Что?
Она смотрела ему в глаза, и постепенно ее взгляд теплел, в нем — не на губах, а именно во взгляде — расцветала улыбка. Потом она коснулась краешков рта, стала шире — и вот Саманта, понимая, что выглядит катастрофически глупо, глядела на Джастина абсолютно счастливыми глазами и улыбалась, как человек, выигравший в лотерею два миллиона. Хотя какие миллионы могут сравниться с тем, что получила в этой жизни она?!
Он просто не мог не ответить на ее открытый, светлый жест. Так и сидели, улыбаясь друг другу. Но Саманта видела, что он еще не понимает, что послужило причиной.
Она набрала в грудь побольше воздуха. Слова в самый последний момент застряли в горле.
— Ну?!
— Я жду ребенка.
Если бы в гостиной грянул раскат грома или в камин ударила бы настоящая маленькая молния, — это все равно не произвело бы такого эффекта. Несколько мгновений Джастин сидел не шевелясь, словно раз за разом пытался определить: не ослышался ли? верно ли его мозг расшифровал сигналы из уха? и не произошло ли серьезного сбоя в работе аналитической системы?
Потом он вскочил на ноги, словно под ним в течение двух секунд диван нагрелся до температуры плавления свинца.
Саманта продолжала по инерции улыбаться. Правда, улыбка стала неуверенной и потерянной.
— Сэм… — Джастин проглотил ком в горле.
— Да, Джастин?
— Поздравляю.
— Что?! Что еще за идиотское «поздравляю»?!
Возможно, ей стоило бы замолчать, убежать, хлопнув дверью, обозвать дрянными словами и пообещать себе вычеркнуть этого человека из своей жизни навсегда. По крайней мере, раньше она, может быть, так и сделала бы.
Но сейчас слишком важный был момент и предмет разговора, чтобы от разговора просто уходить. А отнестись спокойно к такой реакции Джастина она тоже не могла. Оставался один выход — скандал. И кто сказал, что скандал — не выход?!
— А какой реакции ты ждала от меня? — устало спросил Джастин.
У Саманты возникло ощущение, что весь он внезапно покрылся корочкой льда — вроде бы плотной, не настолько чтобы от него веяло холодом, но достаточно, чтобы сковать все его движения, взгляды и интонации.
— Ах, все-таки ты признаешь за мной право ожидать? Спасибо! Хорошо же! Так вот: мог бы сказать что-нибудь вроде «я рад» или «какое счастье»!
— Ты собираешься возвращаться к Эду?
— Зачем?!
Крик Саманты повис в тишине. Она встала, превозмогая тянущую боль внизу живота. Ничего, малыш, мы ведь потерпим, правда? Трудно ругаться, глядя на другого «очень сильно снизу вверх». Мама сердится, потому что папа ведет себя недостойно, но потом все непременно будет хорошо.
Она только не знала, как именно будет выглядеть это «хорошо».
— Зачем, Джастин? Зачем мне, бога ради, возвращаться к мужчине, которого я не люблю? Тем более тогда, когда в моей жизни есть уже тот, кого я люблю?
— А ребенок? Он — его?
Снова повисло молчание. На этот раз настал черед Саманты удивляться.
Удивляться непробиваемой непонятливости Джастина.
— Ты ведь умный парень, Джастин, — медленно сказала она. — Почему сейчас ты не можешь сложить два и два, я не понимаю. То ли потому, что результат «четыре» тебя не устраивает, то ли потому, что тебе кажется, что он слишком хорош… Во всяком случае. Если ты очень этого не хотел и не был готов к такому повороту событий. Надо было подумать головой чуть раньше!!!
— Ты хочешь сказать…
— Да, черт возьми! Я хочу, я уже пятнадцать минут пытаюсь тебе сказать, что жду ребенка от тебя, что нравится тебе это или нет, у нас с тобой будет ребенок, даже если ты откажешься его признавать и уедешь жить в Австралию, это не отменит этого простого факта — малыш будет! Твой и мой! Поздравляю!
Саманта, обессилев от этой короткой тирады, упала на диван. Когда сказано самое главное, все остальные доводы имеют очень мало значения. Так что их можно выдвигать сидя. При желании.
— Саманта!
Меньше всего она ожидала, что Джастин бросится к ней, рискуя задушить в объятиях.
— Что ты делаешь?! — завопила она. — Ты нас погубишь! Обоих! Сумасшедший!
— Это?! Правда?!
И куда только делся ледок? Джастин был похож на взрыв из тех, что рождают сверхновые.
Саманта кивнула. Он подхватил ее на руки и расхохотался. Саманта никогда не слышала от него — да и ни от кого другого — такого беззаботного, счастливого смеха. Ей и самой хотелось смеяться, но она плакала. От счастья, от сильного волнения — и просто потому, что женщины в положении имеют полное право реагировать так, как вздумается.
Вечером, когда они уже лежали обнаженными под одеялом — секса не было, осторожничали — просто из потребности касаться друг друга голой кожей, Саманта вдруг спросила:
— Хочешь, я кое-что тебе прочитаю? Ты, наверное, давно задавался вопросом, что там такое, в этом моем блокноте…
— Конечно, хочу! Но я думал, что любопытство мужчину не красит. К тому же ты обещала что-нибудь прочитать, когда это будет готово.
— Когда будет готово, прочту обязательно. Но сейчас речь о другом. Это не стихи. И не проза. И даже не пьеса. Это мои желания. Я записывала их в то утро, когда размечталась про детскую в нашем домике и мы чуть было не поссорились. Это то, что я хотела бы иметь и делать с тобой.
Она встала и взяла со стола блокнот. Джастин смотрел на ее точеное тело, огненно-теплое в свете ночника, и пытался угадать, как оно будет выглядеть, когда округлится живот, кто родится — мальчик или девочка и какие у него или у нее будут глаза.
— Ну слушай! — Она вернулась в постель.
Он с наслаждением прижался к ее боку, прикрыл глаза, потом снова открыл — хотелось видеть каждое движение ее губ, запоминать каждую черточку лица в эти волшебные моменты.
— «Я хочу, чтобы мы остались вместе. Чтобы была зима. Сидеть с тобой у жаркого огня. Водить машину. Слетать в Африку. В Венеции кататься на гондоле. Курить кальян. Просыпать на работу. Заниматься любовью в самолете. Делать уборку. Купаться в дождь. Ходить на рынок. Научиться вязать и связать тебе свитер. Распустить и перевязать на шарф. Покупать с тобой одежду. Ссориться по телефону и мириться при встрече. Ходить при тебе в нижнем белье. Ездить к родителям на Рождество. В агонии искать тебе подарок за две недели до дня рождения. Ходить в театр. Смотреть фильмы ужасов в обнимку. Прожить пятьдесят лет и умереть в один день. Родить ребенка. Вырастить его. И еще одного. Возить их по всему миру. В Австралию. Прыгнуть с тарзанки. Сниматься в рекламе. Написать книгу для наших детей, чтобы слова мои, а рисунки — твои. И читать вслух по очереди. Заботиться о тебе, когда ты болеешь. Печь пироги. И чтобы они иногда подгорали, а ты никогда не жаловался…»
