Ближе к сумеркам Надраджан жестом велел всем остановиться и соблюдать тишину. А потом стал кричать, подражая… Луиза не поняла кому. Через несколько минут откуда-то с крон деревьев ему ответили.
– Гиббоны, – сказал Френсис очень тихо, но его услышали.
Вверху, в кроне дерева, Луиза заметила движение какой-то серой тени, далеко – не разглядеть. Все ее мысли о пятизвездочных отелях и комфортабельном отдыхе сразу показались мелкими и неважными, и осталось одно чувство – жадное любопытство до нового. Вот бы увидеть поближе…
Обезьяны спускаться не пожелали, и близкое знакомство пришлось отложить на потом.
Расположились на ночлег в уютной расщелине между двумя глинистыми утесами. Палаток не ставили: склоны защищали от ветра; насекомых, алчущих плоти и крови белых путешественников, не наблюдалось, что Луизу приятно удивило, да и места было маловато. Луиза без энтузиазма проглотила два сандвича, запасенные в гостинице, и провалилась в темный, глубокий сон без сновидений.
Под утро уже, когда сон стал чуток, она проснулась оттого, что под боком завозилась Джил.
– Ты чего не спишь? – спросила Луиза хриплым со сна шепотом.
– Не могу спать на этих кочках-кореньях!
– Настоящая принцесса на горошине.
Тут Луиза обнаружила, что с другого боку пристроился Кристиан. Разом всколыхнулись давно похороненные в душе воспоминания: первая ночь, проведенная под одним одеялом, запах его тела, такой уютный и пьянящий, и волосы его щекочут ухо, а повернуться страшно – не разбудить бы…
Нет. Нельзя прижаться, нельзя обнять. Ничего уже нет. Разве что пропасть, разделившая их.
Луиза шмыгнула носом и повернулась на бок, лицом к Джил.
– Как ты думаешь, – зашептала Джил, – путешествие по этому лесу действительно опасно? Как верят местные?
У Луизы закралось подозрение, что бессонница Джил связана не только с физическими неудобствами…
– Не знаю. Мне так не кажется. Может, у них и есть какие-то основания… Но я думаю, что с нами все будет в порядке.
– Ага. По-моему, ты Френсису нравишься, – мечтательно изрекла Джил. Почему-то все женщины без исключения имеют неодолимую страсть к обсуждению сердечных дел.
– Ну-ну. А еще больше – Кристиану. Не соотносится с твоей теорией про альфа-, бета– и гамма-самцов.
– Исключение только подтверждает правила, – громко прошептала Джил.
– Слушай, если ты и права, то им всем страшно не повезло. Я уже утвердилась в намерении умереть старой девой.
– Оно и видно. Спроси у Дороти, все ли верно делаешь.
– Джил!..
– Ладно, умолкаю. А может, пойдем погуляем?
– Не-а. – Луиза глубже забралась под одеяло. Она радовалась, что в голубоватом сумраке Джил не может видеть розового румянца, залившего ее щеки.
Спалось до утра ей тревожно и сладко.
Завтрак прошел в молчании. Кое-кто пребывал в размышлениях о вечном (профессор Хаксли, например), кто-то просто не выспался (как Джил, доктор Тим и доктор Брайан). Луиза выспалась великолепно, ей казалось, что она за всю жизнь не вдохнула столько чистого кислорода, как за последние сутки, но ее ожидал еще день пути в том же темпе, и это осознание сильно давило ей на плечи.
Однако все оказалось не так страшно, как она думала. То ли организм адаптировался к новой среде и необходимости все время шагать, то ли подействовал живительный лесной воздух, то ли вмешались еще какие-то неведомые силы, но путь давался ей гораздо легче, чем накануне.
Приятно удивил Надраджан: он продемонстрировал свое искусство собирателя меда. Привязав к поясу охапку подожженных пальмовых листьев, которые нещадно дымили, он ловко взобрался на высоченное дерево и, отпугивая дымом пчел, завладел частью сот.
Никогда в жизни Луиза не ела ничего вкуснее дикого меда.
Часам к четырем вечера они добрались до таких мест, где макаки, царствовавшие на деревьях, не разбегались при их приближении – не понимали опасности…
Надраджан объявил привал и, пока остальные с наслаждением вытягивали ноги и глотали теплую воду из фляжек, долго о чем-то разговаривал с Френсисом.
А потом помахал всем рукой, сверкнул жемчужно-белыми зубами и ушел.
– Все? – беспомощно спросила Джил.
– Все, – подтвердил Френсис.
Луизу посетила мысль, что без этого человека в джунглях будет очень неуютно. Она неосознанно придвинулась ближе к Кристиану.
– Он хотя бы сказал, куда дальше идти? – прагматично поинтересовался Кристиан.
– Да.
– И то радует…
Когда на землю опустилась ночь, точнее растеклась между деревьями, как вода, в которую налили чернил, они достигли Майр-агенди. И тогда Луиза поняла, почему индуистские боги не велят своим адептам приближаться к этому месту…
Они поднимались вдоль узкого ручья, пока деревья внезапно не расступились, открыв невысокий холм, надежно укрытый в джунглях. И на вершине холма стояли изваяния, оставшиеся от времен, которых не помнит никто. Погибшее племя воздвигло их, когда некому еще было вести летопись истории человечества.
Луиза задохнулась от восторга. Бледная луна, испещренная темными пятнами, заливала пейзаж прозрачным белым светом.
Идолов было шесть – огромные тени с грубыми лицами на фоне неба синеющего неба. Самый большой идол возвышался на тридцать футов, самый маленький едва достигал пятнадцати. Изваяния, высеченные из черного блестящего камня, напоминающего обсидиан, стояли лицом к джунглям вокруг верхушки холма, как звенья рассыпавшейся цепи. Самый массивный идол сидел в центре этого заклятого круга. На древнее капище не посягнуло ни одно дерево, ни одна птица не свила гнезда на статуях.
– Это… оно? – выдохнула Дороти.
Луиза слышала, как часто и глубоко дышит за ее плечом профессор Хаксли, пытаясь справиться с нахлынувшими на него эмоциями.
– Не совсем. – Интонаций в голосе Френсиса Луиза не разобрала. Он прочистил горло. – Это древнее капище, но оно стоит отдельно от города. Ночевать, наверное, будем тут.
Завороженная, Луиза вышла из тени деревьев, приблизившись к ближайшему идолу. Звуки джунглей не стихли ни на минуту, но Луиза внезапно ощутила, что она здесь одна, совсем одна. Ничего из известного Луизе еще не было на свете, когда этим идолам поклонялись люди, и их тоже нет уже много тысяч лет… Ближе всего к ней оказалась фигура сидящего на корточках, с лежащими на коленях руками. Черты лица этого идола: выступающий рот и огромные полуприкрытые глаза – казались гротескными. Время не пощадило его, смягчило линии, они стали нечеткими, а одна рука, отломанная, валялась у его ног… И все равно идол сохранился великолепно, и его взгляд, леденящий кровь, не потерял своей власти. Луиза почувствовала себя песчинкой перед лицом его, этого забытого, преданного людьми бога.
