— Ой, ну что я все о нас…
Надо же, неужели можно осознавать такое единение с автомобилем? — мысленно прокомментировала Анна, но вслух ничего не сказала, сдержалась.
— Кто вы, откуда, как попали сюда, а? Кстати, давай на ты!
Естественно, что в сложившейся ситуации Анне не очень-то хотелось распространяться об обстоятельствах своей жизни. Мысли снова вернулись к тому ужасному положению, в котором она оказалась. Это было болезненно. Стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Негодяй! Предатель! Лжец! Какая же я глупая, глупая, слепая…
Бесцеремонность парня казалась тем более неуместной. Анна закусила губу от досады, но промолчала. Кто бы мог знать, сколько гадостей она готова была высказать этому неразумному водителю!
Майку хватило наблюдательности — и, пожалуй, даже сообразительности — чтобы заметить: попутчица совсем не расположена к откровенности. Он решился на тактический маневр — пошутить…
— Слушай, Анна, а ты случайно не ведьма?.. Такие волосы, как у тебя, — редкость в здешних краях… И говоришь ты как-то необычно — будто за каждым словом заклинание! Завораживает… А глаза… Ух! Так и представляю себе дамочку с горящим взором вроде твоего да с развевающимися огненными волосами: увидишь после заката где-нибудь на вершине холма — сам себя забудешь!
Анна издала неопределенный звук: глубокий выдох, переходящий в стон. Ну почему, почему?! За что ей такое?!
Обожгло воспоминание — как обжигает ледяная вода… Анна снова видела себя в больнице. Привлекательный молодой врач шутит с ней: «Рыжая Ведьма… Колдунья…» Эти слова легко слетают с его губ. Боже, как сладко было целовать эти губы!
Вместе с болью всколыхнулся гнев. Безотчетное желание сделать так, чтобы этого парня, который «поднял волну», больше не существовало. Какое он вообще имеет право лезть в ее жизнь, да еще болтать вздор?! К тому же вздор, задевающий за живое… Анна побледнела от ярости и сжала пальцы. Потом медленно повернулась к водителю. Долгий хищный (и многообещающий) взгляд, вероятно, говорил обо всем достаточно ясно: лицо Майка приняло испуганное, если не сказать затравленное, выражение. Злость Анны от такого забавного зрелища сразу утихла. Стало смешно. Ах, мы боимся ведьм?.. А разве мужчина может пугаться таких вещей? Нет! Значит, сейчас получишь по заслугам — за ошибки в поведении…
Стараясь сделать еще более зловещий вид (ой, как бы не расхохотаться!..), Анна медленно подняла руку. Майк с опаской поглядывал на нее. Рука тянулась к волосам.
— Эй, леди, вы что? — Майк произнес это как-то слишком быстро и нервно.
Парень одновременно сделал неудачную попытку наклониться и избежать «рокового» прикосновения, но, будучи за рулем автомобиля, не очень-то развернешься. Анна с хищным шипением вырвала у Майка пару волосков. Он взвыл, словно его лишили сразу половины волосяного покрова.
— Ведьма!..
Анна тем временем намотала волоски на палец и принялась что-то шептать, не отводя широко раскрытых глаз от Майка. Она искренне сожалела, что нет под рукой фотоаппарата: такие кадры пропадают! Какая бы вышла реклама для триллера!
То ли в жилах рыжеволосой девушки на самом деле текла колдовская кровь (мало ли, гены…), то ли просто его величество Случай решил поддержать ее шутку, но машина сделала какой-то невообразимый прыжок в сторону (развалюха несчастная!) — и остановилась! Заглохла…
Майк торопливо перекрестился. Анна не стала дожидаться, пока он объявит новую «охоту на ведьм». Ослепительно улыбнулась, очень вежливо попрощалась и с достоинством покинула салон автомобиля. Только захлопнув дверцу, она позволила себе расхохотаться…
Парень, скорее всего, уловил в этом смехе что-то зловещее. Он продолжал тщетно дергать ключ в зажигании… Анна осталась довольна своей проделкой. И тем, что избавилась от досаждающего попутчика, — тоже. Вот везение — автобус подъезжает!
Анна, не уверенная, что автобус остановится здесь, стала прямо по курсу его движения и замахала руками. У водителя не было выбора. Перед тем как сесть в более комфортное транспортное средство, Анна подарила ослепительную улыбку суеверному Майку. Он покачал головой и сказал себе: сумасшедшая… нет же, ведьма!
Анна стояла перед дверью номера и собиралась с духом, чтобы войти. А это было трудно, очень трудно. Ужасно стыдно. Волна раскаяния захлестнула ее: ведь Питер — единственный, наверное, человек, который ее по-настоящему любит. А она причиняет другу столько страданий. Нельзя так…
От дальнейших колебаний Анна была избавлена тем, что дверь сама распахнулась. На пороге стоял бледный, осунувшийся Питер. У Анны сердце защемило. Питер смотрел на нее недоверчиво, словно был уверен, что у него галлюцинации.
— Привет… — робко произнесла Анна.
Питер, не говоря ни слова, бросился к ней и сжал в объятиях, точно вновь обрел самое дорогое в жизни или миновала угроза потери этой драгоценности.
Анна не сдерживала слезы. Они текли по щекам, обжигали, скатывались на рубашку Питера… и очищали душу, обновляли ее, как сильный дождь, проливающийся на землю после знойного дня, давали осознание смысла страдания и приносили облегчение. После таких рыданий, как бы тяжело ни было на душе до этого, вновь хочется жить.
Питер осторожно и бесконечно ласково, продолжая обнимать плачущую Анну, ввел ее в комнату и тихо закрыл дверь. Боже, если бы он мог так же просто оградить ее — навсегда оградить от всей боли на свете!..
В доме Ирэн Блейлок случился переполох: его обитатели и гости были заняты поисками рыжеволосого сокровища Дэниела. Забеспокоились, когда Анна не вышла к чаю. Дэниел старательно обшаривал комнаты, что выглядело достаточно нелепо: стала бы Анна играть с ним в прятки… Наконец Кэт, служанка, обратила внимание на раскрытое окно в библиотеке, с подоконника которого были сняты горшки с гардениями. Версия исчезновения обрисовалась еще более четко, и стало ясно, что Дэниел зря рыщет по дому. Кэт побежала сообщить ему об этом, чтобы он зря не поднимал пыль на чердаке…
Взъерошенный, он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
— Куда же могла направить свою метлу твоя Рыжая Ведьма? — Ирэн не могла удержаться от того, чтобы не подпустить шпильку, даже в такой ситуации.
Дэниел только посмотрел на тетушку исподлобья и выбежал из дому. Он был не в том состоянии, чтобы объяснять одной дорогой для него женщине, как она не права в отношении другой любимой им дочери Евы.
Дэниел крепко держался за руль. Может быть, излишне крепко: суставы сжатых пальцев побелели. Побелела и закушенная нижняя губа, а непослушные волосы спадали на лоб. Он хмуро смотрел на дорогу. Ему было страшно — страшно оттого, что он не знал, где искать Анну, не знал, почему она исчезла… Были только догадки: я ее чем-то обидел… нет-нет, это тетушка, будь он неладен, ее аристократизм!..
— Черт! — Дэниел резко ударил по тормозам, так пронзительна была мысль. Он даже не заметил, как стал думать вслух: — А вдруг… вдруг она увидела, как Бетси обнимала меня?.. Что ей было думать?.. Какой же я идиот… — Дэниелу очень хотелось врезать самому себе как следует. — Анна, Анна! Поверишь ли ты мне?
