Пальцы Джона равнодушно обнимали стакан с виски. Его сейчас не интересовали ни огонь, ни скопившееся в комнате сухое душистое тепло, ни холод, струящийся в ладонь от плавающих в напитке кубиков льда. Его взгляд был устремлен внутрь себя.
Столько женщин было… И от каждой оставалась только тоска. Уходя, они все забирали что-то. Что-то от меня. Но даже пока были рядом – не отдавали себя.
Джон не знал, что делать дальше. Со слов той странной девушки выходило, что он собственноручно сломал Виктории жизнь, карьеру и вообще был кругом виноват.
И это тоже очень похоже на правду! Но я не смогу попросить прощения! Это не для меня. Джон Катлер никогда не извинялся.
Пока еще нет. Но какой смысл продолжать жить так дальше?
Джон понимал, очень хорошо понимал, что теперь все эти условности стоят так мало…
Да, я попрошу прощения, извинюсь, если нужно встану на колени! Главное, чтобы все это поскорее закончилось и мы снова были вместе.
Чуть дрожащие от сильнейшего волнения пальцы уже набирали заветный номер. Нет ответа. Пять гудков, десять. Равнодушные, ритмичные механические звуки. Душу наполнило разочарование, но вместе с тем крепла решимость. И в чем угодно можно отказать Джону Катлеру, но только не в упрямстве!
Если надо – я поеду в Лондон. Найду ее там или где угодно. Теперь все уже решено. Она моя.
Джон аккуратно положил трубку бесполезного теперь телефона. Он молча встал и отправился в гардероб. Одеваясь, он поражался своему внутреннему спокойствию и собранности. Завязывая галстук и застегивая запонки, Джон думал только об одном – о Виктории.
Я все исправлю! Никому тебя не отдам! Найти тебя. Увидеть. Все рассказать. Забрать с собой навсегда.
Любовь – это все-таки что-то необыкновенное! Она дает светлую уверенность в том, что все на свете можно исправить…
Джон усмехнулся: как только он мог влюбиться вот так – глубоко и безрассудно?!
Да очень просто! Рядом со мной никогда никого не было!
Рано отдалившиеся родители, светлые воспоминания о детстве. Дом, в котором они жили, его семья… Было ли там все так хорошо? Нет, не было.
А потом? Путь сильного человека – это путь одиночества.
Может быть, друзья?
У меня нет друзей!!! Нет такого человека, который воспринимает меня просто так. Деньги и положение делают искреннее общение невозможным.
Публичное одиночество. Богат? Да. Счастлив? Нет. И одинок. Бесконечно одинок.
Но появилась Виктория! И все не так. Может быть не так. Джон знал это наверняка. Ей он был интересен. Она могла его полюбить, пожалеть, выслушать, спать с ним, делать все, что угодно, и все – по-настоящему.
Он не ее работодатель, а она не его служащая.
Виктория – странная одинокая художница. Ее взгляд… Хотелось сделать для нее все, что угодно. Взять на руки и не отпускать. Наконец-то чувствовать чье-то искреннее тепло рядом. Тепло, которое отдают просто так.
Она любит меня. А я люблю ее. И нет ничего важнее. И ничто теперь не сможет нам помешать…
8
Вымытая, блестящая мокрым шелком асфальтовая дорога извивалась между межевыми столбами частных владений. Эти загородные участки, скорее похожие на заповедники, тянулись и тянулись за приоткрытым окном такси. Водитель ехал не спеша: после ночной грозы дорога была скользкой.
Кэссиди поудобнее устроилась на сиденье. В машине было душновато и сильно пахло виниловой кожей сидений. Таксист молчал, глядя строго перед собой. После того как она высказала свое мнение о его машине, внешнем виде, профессионализме и многом другом, он вообще перестал смотреть по сторонам и его лицо будто окаменело. У Кэссиди было далеко не самое хорошее настроение. Что ж, за это сполна поплатился водитель такси.
Никто и ничто не может так унизить мужчину, как красивая женщина, которая презрительно оценивает его. Кэссиди поняла это еще в колледже и умело пользовалась этим приемом. Кнут и пряник. Уколола – погладила. Унизила – похвалила. У нее никогда не было проблем с мужчинами. Вот и Катлер в принципе был как шелковый: стоило закатить ему скандал и демонстративно уехать, собрав вещи, как он мчался к ней с цветами и подарками.
И только в этот раз что-то пошло не так.
Да черт с ним, с этим парком… В конечном счете все будет по-моему. Сначала вот на этом пальчике появится кольцо… Потом родится ребенок. И можно будет уже ничего не бояться: никуда он от меня не денется с его-то чувством ответственности.
Кэссиди улыбнулась своим мыслям и устроилась поудобнее на широком сиденье такси. Настроение улучшалось.
– Можно прикурить? – Она вынула изящную дамскую сигарету и мягко улыбнулась шоферу.
Ее красивое точеное лицо словно осветилось изнутри. В такую женщину запросто можно влюбиться с первого взгляда. Таксист, слегка ошалевший от такой смены отношения, смущенно улыбнулся и протянул Кэссиди зажигалку.
– Вы так любезны. – Она снова улыбнулась ему.
Таксист смутился и что-то забормотал, принося извинения за тот дискомфорт, который он доставил ей в самом начале.
Мужчины… Все они одинаковые – и все как маленькие дети. Щелкнешь по носу – заплачут, обидятся. Но стоит только улыбнуться – и они снова улыбаются, еще и извиняются за свои проступки. И Катлер такой же.
Кэссиди привыкла так считать. Весь ее мир, пожалуй, строился на этой незыблемой уверенности в одинаковости мужчин и возможности ими управлять по своему усмотрению. Что ж, по-своему она имела на это право: она еще не допускала ошибок. Ее представления о мире еще не давали сбоя. И это не делало чести ее знакомым.
Кэссиди была в очень приподнятом настроении. Это в полной мере ощущал на себе водитель, которому она время от времени посылала улыбки.
Катлер сильный. А сильные мужчины очень неравнодушны к слабым трепетным женщинам… Конечно, их ведь нужно беречь. Так легко сыграть на этом. Гораздо хуже, если попадется какой-нибудь слабак. Такой принимает заботу в единственном варианте – по отношению к себе.
Кэссиди поморщилась, стряхивая пепел в открытое окно. Ей вспомнился один… ну в общем знакомый. Тот, кто носил звание ее жениха до Катлера. Их отношения закончились очень, очень некрасиво: Кэссиди как-то ночью устроила скандал по поводу того, что он уделяет ей мало времени, и ушла, намекнув, что может с собой что-нибудь сделать. А потом сидела у себя в квартире в ожидании того, как ее обидчик явится, измученный угрызениями совести, с покрасневшими глазами и дрожащими от волнения руками. Ждала долго. До утра. А потом поехала к нему за вещами и… нашла его спящим. Кстати, он же ей и устроил еще один скандал. Основной его претензией было: «А обо мне ты подумала?! Что тут со мной творилось?». В общем, ничего удивительного, что Кэссиди относилась к мужчинам с глубоким скепсисом. Да и к миру вообще.
