— Корделл?
Из игровой комнаты появился человек в медицинском халате и, держа перед собой папку с надписью «Департамент социального обеспечения неимущих детей г. Балтимора», приступил к чтению.
— Так, значит, его зовут Франклин? Что ж, пусть будет Франклин, — сказал Мейсон и выключил свет.
Маленький мальчик стоял в потоке льющегося с потолка света и, прищурившись, вглядывался во тьму.
До его слуха донесся глубокий вибрирующий голос:
— Ты Франклин? — спросил голос.
— Франклин, — ответил малыш.
— С кем ты живешь, Франклин?
— С мамой, с Ширли и со Стрингбином.
— Стрингбин живет с вами все время?
— Он приходит и уходит.
— Ты сказал «приходит и уходит»?
— Да.
— Мама, Франклин, у тебя не настоящая. Не так ли?
— Нет. Меня ей отдали на воспитание.
— Это ведь у тебя не первая такая мама?
— Не-а…
— Тебе нравится жить в своем доме, Франклин?
— У нас есть Киска, — сразу посветлев, ответил мальчик. — А мама в духовке печет пирожки.
— И давно ты живешь в, мамином доме?
— Не знаю.
— Ты там праздновал свой день рождения?
— Один раз. Ширли сделала мороженое.
— Ты любишь мороженое?
— Клубничное.
— Ты любишь маму и Ширли?
— Я люблю их и Киску.
— Ты хочешь там жить? Тебе не, страшно, когда ты лежишь в кроватке?
— Не-а… Я сплю в одной комнате с Ширли. Ширли — большая девочка.
— Франклин, ты больше не будешь жить с мамой, Ширли и киской, тебе придется оттуда уйти.
— Кто сказал?
— Правительство. Мама осталась без работы, и ей велели тебя отдать, а полиция нашла в вашем доме сигарету из марихуаны. Маму ты видишь последнюю неделю. А также Ширли и киску. Последнюю неделю.
— Да, — ответил Франклин.
— Но может быть, Франклин, это они не хотят тебя больше видеть. Может быть, в тебе что-нибудь не так? Может быть, у тебя на теле нарывы или другие противные вещи? А может быть, тебя не любят потому, что у тебя слишком темная кожа?
Франклин задрал подол рубашонки и, взглянув на свой крошечный коричневый животик, покачал головой и заплакал.
— А знаешь, что случится с киской? Как зовут киску?
— Киска. Это ее имя.
— Ты знаешь, что случится с Киской? Полицейские заберут ее в кошачий приют, и доктор сделает ей там укол. Тебе делали укол в дневной группе? Медицинская сестра делала тебе укол? Блестящей иглой. Так вот, они сделают укол и Киске. Киска очень испугается, когда увидит блестящую иголку. Они воткнут иголку в Киску. Ей станет очень больно, и она умрет.
Франклин снова поднял полы рубашонки и прижал их к лицу. Одновременно он сунул большой палец в рот, чего по просьбе мамы не делал уже целый год.
— Подойди ко мне, — раздался голос из темноты. — Подойди ко мне, и я скажу, как можно спасти Киску от укола. Ты хочешь, Франклин, чтобы Киске сделали укол? Нет? Тогда подойди ко мне, Франклин.
Плачущий Франклин, не вынимая большой палец изо рта, медленно двинулся в темноту. Когда он оказался метрах в двух от постели, Мейсон дунул в свою свирель. Вспыхнул свет. Из-за присущей ему смелости, а может быть, желая помочь Киске или понимая, что скрыться некуда, малыш не дрогнул. Он не стал спасаться бегством. Он неколебимо стоял на месте и смотрел на Мейсона.
Мейсон от разочарования мог бы вздернуть брови, если бы таковые у него имелись.
— Ты сможешь спасти Киску от укола, если сам дашь ей съесть крысиный яд, — сказал Мейсон. Шипящее «ш» потерялось, но Франклин все понял.
— Ты противная, старая какашка, — заявил Франклин. — И очень уродская.
С этими словами малыш повернулся, вышел из палаты и зашагал мимо шлангов и хромированных труб назад в игровую комнату.
Мейсон следил за ним по монитору.
Мужчина в белом халате, притворяясь, что читает «Вог», внимательно смотрел на мальчишку.
Игрушки Франклина больше не интересовали. Он уселся под жирафом лицом к стене. Это был единственный способ не сосать большой палец.
Корделл ждал, когда мальчик заплачет. Увидев, что плечики ребенка начали содрогаться от рыданий, он подошел к малышу и аккуратно вытер слезы стерильной салфеткой. Затем Корделл положил салфетку в бокал, из которого пил свой мартини Мейсон. Бокал стоял в холодильнике игровой комнаты между апельсиновым соком и бутылкой кока-колы.
Глава 10
Отыскать медицинскую информацию, имеющую отношение к доктору Лектеру, было чрезвычайно трудно. Принимая во внимание то глубокое презрение, которое он испытывал ко всем практикующим медикам, удивляться отсутствию у него личного врача не приходилось.
Больница для невменяемых преступников города Балтимора, в которой вплоть до его рокового перевода в Мемфис содержался доктор Лектер, перестала функционировать, и ее обветшалое здание ожидало сноса.
Полиция штата Теннесси, под присмотром которой перед побегом находился доктор Лектер, утверждала, что никогда не получала никаких документов, связанных со здоровьем доктора. Полицейские, доставлявшие его из Балтимора в Мемфис — с того времени они уже успели скончаться, — расписались лишь за заключенного, а не за сопровождавшие его бумаги, Старлинг без всякого толка провела целый день за телефоном и компьютером. После этого она лично облазила помещения для хранения вещественных доказательств как в Квонтико, так и в Центре Эдгара Дж. Гувера. Все утро следующего дня она вдыхала пыль и вонь вещдоков в управлении полиции города Балтимор, а во второй половине дня едва не свихнулась, изучая в Мемориальной юридической библиотеке Фитцхью все еще не систематизированное собрание документов, посвященных доктору Ганнибалу Лектеру. Масса времени в библиотеке ушла впустую на поиски ключей от шкафов.
В конечном итоге она осталась с единственным листком бумаги, на котором излагались результаты поверхностного обследования доктора Лектера, проведенного после его первого ареста полицией штата Мэриленд. Никакой медицинской карты к обследованию не прилагалось.
Инелл Кори сумела пережить крах больницы для невменяемых преступников и теперь успешно трудилась в больничном совете штата Мэриленд. Мисс Кори не пожелала беседовать со Старлинг в своем рабочем кабинете, и они договорились встретиться в кафетерии на первом этаже.
Старлинг, как правило, являлась на место встречи чуть раньше назначенного времени, чтобы спокойно оценить обстановку. Кори проявила пунктуальность и пришла минута в минуту. Она оказалась дамой крупной и довольно полной. На вид мисс Кори можно было дать лет тридцать пять. Ее бледное лицо несло на себе выражение печали, и на нем не было даже намека на макияж. Никаких украшений Инелл Кори не носила, волосы ее ниспадали почти до талии (прическу она не меняла со школьных лет), на ногах были эластичные медицинские чулки и белые сандалии.
