Холмский, не теряя ни минуты, ударил по неприятелю, за спиной которого была река Шелонь, прижал смятенную новгородскую рать к берегу и через два часа разгромил ее.
Более десяти тысяч новгородцев пало в битве и было побито, когда московская конница гнала побежденных к Новгороду, а две тысячи их попало в плен.
«Господин Великий Новгород» открыл ворота и принял победителей с покорностью и миром.
И князь Холмский, и Иван Молодой вернулись в Москву героями и победителями. Конечно же и в Кремле, и в городе понимали, кто добыл эту победу, но и Иван Молодой в глазах всех выглядел удальцом и человеком вполне достойным трона.
С этих пор все те, кто думал о делах в Кремле, совершенно уверовали в то, что отныне Иван Молодой – второй Великий князь Московский.
Вскоре, кстати, так это и произошло: сыну Ивана Васильевича стали отдавать великокняжеские почести, рядом с троном отца поставили еще один трон, а иноземные послы на приемах били челом обоим Великим государям.
Византийцы и иные иноземцы в Москве
На кого могла рассчитывать Софья Фоминична как на верных слуг и помощников, оказавшись в Кремле? Прежде всего на своих попутчиков, приехавших с нею. Это были Траханиоты, Ховрины, Ралевы, бывшие самыми доверенными ее слугами. Однако же и многие другие греки, приехавшие с нею из Рима, быстро заняли ключевые посты и в дворцовой администрации, и в окружении митрополита, а позднее и приглашенные в Москву итальянцы, для которых Москва стала второй родиной. Это были выдающиеся зодчие, преобразившие к концу века Кремль, воздвигнувшие белокаменные Успенский, Архангельский и Благовещенский соборы. Грановитую палату и Каменный государев дворец и все те стены и башни Кремля, что стоят и сегодня.
В 1475-1479 годах Аристотель Фиораванти возвел Успенский собор – усыпальницу русских митрополитов и патриархов, место, где происходило венчание на царство великих князей, а затем царей и императоров.
В 1487-1491 годах два итальянских архитектора – Марк Фрязин и Пьетро Антонио Соляри – построили парадный приемный зал великокняжеского дворца – Грановитую палату.
После этого в 1505-1508 годах Алевиз Фрязин Новый построил Архангельский собор, и одновременно с этим в центре образовавшейся Соборной площади произошло строительство самой высокой башни в Кремле – колокольни Ивана Великого высотой в 81 метр. Архитектором этого сооружения, в основании которого располагалась церковь Иоанна Лествичника, был итальянский зодчий Бон Фрязин.
Опорой Софьи были и ученые монахи-греки, замещавшие в московской епархии немало важных мест. Были среди них и переписчики книг, и купцы, и мастера – литейщики, ювелиры, лекари.
Софья привезла с собою книги, которых в Москве было очень мало, и это заставило считать ее просвещенной государыней. А так как сочинения эти были главным образом церковными, то к ее репутации прибавилось и то, что стала она слыть велемудрой и благочестивой.
Греки очень скоро почувствовали себя в Москве лучше, чем дома, став повсюду своими людьми. Православные – они были желанными собеседниками московских священников, видевших в них носителей древлего благочестия, почитавших в них свет афонской благодати. Держали их в почете и у торговых людей, не бывавших дальше Сурожа в Крыму да Казани на Волге. Книгочеи и грамотеи, стали они толмачами и писцами у думных государевых дьяков, вершивших дела с иноземцами. Цифирные и численные, знали они лучше многих русских ремесло денежных менял, искусство сбора податей, дела мытные да ростовщические.
Следует иметь в виду, что иноземная колония в Москве была тогда очень невелика. Если не считать служилых татар и выходцев из Литвы и Польши, несших чаще всего военную службу, то представителей других народов можно было перечесть по пальцам.
Приезжавшие и уезжавшие купцы оказывались в Москве ненадолго и, распродав привезенный товар, а затем купив новый, отправлялись каждый своей дорогой.
При дворе великого князя оставались служить мастера Монетного двора и Оружейной палаты – чаще всего немцы и итальянцы, врачи и аптекари – немцы и евреи, переводчики-толмачи – люди разных наций, и государевы зодчие – чаще всего «фрязи», выходцы из «Фряжской страны» – Италии.
Все эти люди, кроме евреев, были католиками, и русские, называя их «латыне», хотя и видели на них крест, христианами их не признавали, ибо кроме православных греков и южных славян не было для русских истинных христиан.
А греки – и из Византии, и с Пелопонесса – оказались мастерами на все руки и потому стали своими среди всех: и русских и иноземцев.
Софья Фоминична вскоре после приезда стала недужить близорукостью и худо слышать, и они, ее слуги, стали для своей госпожи и глазами ее и ушами. И благодаря им никто во всем государстве Московском не знал больше, чем она.
Вскоре всезнающие и вездесущие слуги стали рассказывать Софье Фоминичне о приближенных великого князя, о первых сановниках государства – администраторах и воеводах.
И почти сразу отметила она среди московских бояр знатных, богатых и многочисленных потомков тогда уже легендарного вельможи Андрея Ивановича Кобылы, появившегося в Москве за два века до нее, и коих звали теперь Захарьиными или же по-старому – Кошкиными.
Знакомство с Захарьиными-Юрьевыми – будущими Романовыми
А когда Софья перезнакомилась со всеми важнейшими сановниками, узнала она и то, что, по семейному преданию, были они выходцами из «прусской земли», откуда вели свою родословную многие знатные русские фамилии. Чаще это было чистым баснословием, иногда же – полуправдой и крайне редко – истиной.
Захарьины-Кошкины считали основателем своего рода Андрея Ивановича, прозванного Кобылой, откуда и потомки его в стародавние времена стали известны как Кобылины. Андрей Иванович Кобыла оставил пять сыновей, младший из которых – Федор носил прозвище Кошка, его же дети назывались Кошкиными. Почему? Потому что у Чудского озера стояли два городка и один из них назывался Кобылин, а второй – Кошкин. И тогда имена Кобылы и Кошки следует производить не от прозвищ, а от названий принадлежащих им городов, так же как и в случае с князьями Шуйскими – из Шуи, Воротынскими – из Воротынска, Ярославскими – из Ярославля, Вяземскими – из Вязьмы и т. п.
Не менее правдоподобно истолкование прозвища Кобыла от имени отца Андрея, которого до приезда в Россию звали Гланда-Камбила Дивонович. Он был князем одного из литовских или прусских племен и бежал из своих владений не то из-за нападений Тевтонского ордена, не то из-за междуусобных распрей, вспыхнувших в литовских землях после смерти Великого Литовского князя Миндовга, когда в Новгороде и Пскове оказалось до трехсот семей вынужденных изгнанников, так что даже одна из улиц Новгорода стала называться Прусской.
Тогда по созвучию с именем отца Андрея – Камбила – русские могли прозвать и сына Кобылой, а отчество «Иванович» он получил после того, как Гланда-Камбила Дивонович обратился в православие и при крещении получил имя Иван.
