Что же касается территориальных утрат, понесенных страной из-за поражения в Ливонской войне, то об этом мы уже говорили ранее.
Не меньшим был и моральный ущерб, нанесенный безумной политикой Ивана IV.
Джайлс Глетчер, посетивший Россию вскоре после смерти Грозного и состоявший английским послом при Федоре Ивановиче в 1588-1589 годах, писал и о полнейшей деморализации русского общества, произошедшей в царствование Ивана: «Столь низкая политика и варварские поступки так потрясли все государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что это должно окончиться не иначе, как всеобщим восстанием». Английский посол оказался провидцем: через полтора десятилетия в России началась Великая смута, представлявшая собой первую гражданскую войну в ее истории. И этим Россия была обязана также Ивану IV, ибо зерна Смуты были посеяны на русской ниве в его царствование. Более того, если на российской исторической сцене появлялся очередной «великий» деятель, проливавший моря крови и слез, – а таких, к вящему несчастью России, было в ее истории намного больше, чем в других странах, – то непременно вспоминали об Иване Грозном и сопоставляли правления этих «великих» с его царствованием. И как ни горько признавать это, но, наверное, таков уж рок, тяготеющий над Россией, сколь бы далек по времени ни был этот очередной вседержитель, у него обязательно находились хотя бы некоторые черты и качества, свойственные Ивану Грозному.
Возможно, это один из законов нашей отечественной истории. Закон специфический, не распространяющийся на другие страны.
МОЗАИКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI ВЕКА
Лукавое мудрствование царя Ивана
О том, что представлял собою Иван Васильевич Грозный как государственный деятель и какою личностью представлялся он коллегам, современникам и потомкам, вы, уважаемые читатели, уже получили определенное впечатление. Вместе с тем был он, по словам одного из современников, «во словесной премудрости ритор, естествословен и смышлением быстроумен».
Иван IV знал библейскую историю, разбирался в истории Византии и в ее литературе как духовной, так и светской. А уж Священное Писание он знал чуть ли не наизусть. Однако даже избранные мысли царя свидетельствуют о его лицемерии, о его криводушии и являются не мудростью, но – лукавым мудрствованием. Впрочем, судите сами.
• Бог скорее простит удавившегося, чем погибшего ради тщеславия.
• Все, что ни случилось с нами плохого, все это происходило из-за германцев!
• Встречал ли кто-нибудь честного человека, у которого голубые глаза?
• Если вы злы, то почему умеете творить добро своим детям, а если вы считаетесь добрыми и сердечными, то почему же вы не творите так же добра нашим детям, как и своим?
• Как может цвести дерево, если у него высохли корни? Так и здесь: пока в царстве не будет должного порядка, откуда возьмется военная храбрость? Если предводитель не укрепляет постоянно войско, то скорее он будет побежденным, чем победителем. Ты же, все это презрев, одну храбрость хвалишь; а на чем храбрость основывается – это тебе неважно.
• Не подобает мужам благородным браниться, как простолюдинам.
• Разве подобает царю, если его бьют по щеке, подставлять другую? Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестье?
• Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов, чтобы побеждать врагов – множество воинов; кто же, имея разум, будет без причины казнить своих подданных!
Воистину не было предела лживости, лицемерию и подлости у этого царя!
В подтверждение последней фразы прочтите, уважаемые читатели, что писал об Иване Грозном Н. М. Карамзин: «Любопытно видеть, как сей государь, до конца жизни усердный чтитель христианского закона, хотел соглашать его божественное учение с своею неслыханною жестокостию: то оправдывал оную в виде правосудия, утверждая, что все его мученики были изменники, чародеи, враги Христа и России; то смиренно винился пред Богом и людьми, называл себя гнусным убийцею невинных, приказывал молиться за них в святых храмах, но утешался надеждою, что искреннее раскаяние будет ему спасением и что он, сложив с себя земное величие в мирной обители Св. Кирилла Белозерского, со временем будет примерным иноком! Так писал Иоанн к князю Андрею Курбскому и к начальникам любимых им монастырей, во свидетельство, что глас неумолимой совести тревожил мутный сон души его».
Золотые награды Грозного
Существует мнение ученых, что первыми наградами для воинов и воевод в Киевской Руси были золотые шейные гривны, напоминающие шейный браслет. Другой наградой и знаком достоинства были золотые цепи, а также золотые цепи с крестом на конце.
В XVI веке довольно широкое распространение получили награды, сделанные из золотых монет, чаще всего венгерских и португальских дукатов.
В 1551 году золотыми были награждены строители крепости Свияж (при слиянии реки Свияги с Волгой) за то, что поставили ее всего за четыре недели из сплавленных по Волге частей, сделанных заранее в Угличе.
В 1558 году золотыми награждаются казаки князя Дмитрия Ивановича Вишневецкого, черкасского старосты, пославшего отряд на помощь русским войскам во время их похода в Крым. На следующий год такие награды получают стрельцы и казаки ближнего человека Ивана Грозного, Алексея Федоровича Адашева, за поход по Днепру, что, однако, не помешало Грозному казнить его через два года вместе со всей его семьей и даже малолетним сыном.
Сам Иван Грозный наградил себя и своего старшего сына царевича Ивана за участие в первом ливонском походе 1558 года золотой цепью с золотой же медалью. Это был первый случай в истории России, когда царь из собственных рук получал награду для самого себя. Такой случай можно было бы посчитать курьезом, но ведь Иван IV официально был первым русским царем и никакой традиции не нарушал, хотя бы потому, что ее не было.
«Шиворот-навыворот»
Нам уже хорошо известно, что деспот и самодур Иван Грозный, унижая своих политических противников, чаще всего подвергал их заточениям в тюрьмы, ссылал на окраины государства, а нередко предавал и мучительным казням. Если же он только хотел поглумиться над каким-нибудь вельможей знатного рода, то мог обратить его в шута или же, нарядив в вывернутую наизнанку шубу, провезти по Москве, посадив на клячу, причем повернув его при этом лицом к хвосту лошади.
Вот эта-то вывернутая наизнанку шуба, одетая на опального боярина или князя, и породила поговорку «шиворот-навыворот».
«Филькина грамота»
Знатный московский боярин Федор Степанович Колычев, живший в 1507-1569 годах, когда сравнялось ему тридцать лет, отринул от себя мирские соблазны и ушел на Соловки, где еще в первой половине XV века двумя святыми старцами Зосимой и Савватием был поставлен монастырь, славившийся строгостью устава и великим благочестием. Колычев вскоре стал игуменом монастыря. Именно в годы его игуменства Соловецкий монастырь стал знаменит на всю Россию и превратился в процветающую обитель, куда стекались тысячи паломников. Сам же игумен слыл мужем суровым и праведным и имел огромный авторитет в народе.
