Чтобы ознаменовать взятие Казани достойным памятником для будущих столетий, государь заложил великолепный храм Покрова Богоматери о девяти куполах».
«Астраханское взятие»
Через два года после присоединения к России Казанского ханства Иван IV послал свои войска под Астрахань, чтобы сокрушить и этот осколок Золотой Орды и «встать твердой ногой» в устье Волги, на северном берегу Каспия.
В поход пошла пешая, конная и судовая рать под командованием воеводы князя Юрия Ивановича Шемякина-Пронского. Крымский ставленник – хан Ямгурчей – бежал из города, а на его место был посажен союзный России ногайский хан Исмаил Дервиш-Али. Однако еще через два года Дервиш-Али решил стать независимым от Москвы государем, но не успел в этом: русские войска в 1556 году вновь подошли к Астрахани и взяли ее, окончательно присоединив город и все ханство к России.
Начало Ливонской войны
В Кремле постоянно следили за всеми «иноземными супостатами», стараясь не только реагировать на враждебные происки московских недоброхотов, но и в необходимых случаях перехватывать у них инициативу, навязывая своим противникам ответные действия – решительные и энергичные.
После того как в 1552 году была покорена Казань, а через четыре года и Астрахань, два самых близких к Руси татарских ханства перестали быть постоянной угрозой и опасностью для России. А вскоре на Восток двинулись русские землепроходцы, стрельцы и земледельцы.
В 1558 году купцы и промышленники Строгановы получили жалованную грамоту на «камские изобильные места» и, таким образом, оказались за Камой, приближаясь к Уралу.
В это время главной внешнеполитической опасностью для Русского государства стал Ливонский орден – непреодолимый барьер на путях России к Балтийскому морю. В Ливонии существовал закон, по которому всякого, кто пытался проехать в Россию, будь то мастер или купец, ждала смертная казнь. Русским проезд через территорию Ливонии также был запрещен.
Положение еще более усугубилось после того, как осенью 1557 года в местечке Посвол представители Ливонского ордена и Литвы подписали союзный договор, направленный против Москвы.
Иван Васильевич и Избранная рада пришли к выводу, что надлежит нанести упреждающий удар, не дожидаясь нападения на Иван-город, Псков и Новгород. В конце января 1558 года русские войска вторглись в Ливонию, нанося одновременные удары на трех направлениях: на Дерпт (старый русский город Юрьев), Ригу и Ревель. Русские войска по всем направлениям беспрепятственно шли вперед, захватывая замки и дворянские усадьбы.
11 мая была взята Нарва, а 19 июля после недолгой осады – Дерпт.
Ни польский король Сигизмунд II, ни Ганзейский союз, ни шведский король Густав I Ваза не помогли Ливонии, отделываясь туманными обещаниями, а то и откровенным неприятием просьб Ордена о помощи. У ливонских дипломатов оставалась надежда только на Данию, но датчане согласились стать лишь посредниками в ливонско-русских переговорах.
В январе 1559 года, после двух небольших, но удачных для русских сражений, войска Ивана IV осадили Ригу, но вскоре отошли от города. Однако положение оставалось для Ордена критическим, и потому летом и осенью того же года часть ливонских земель отошла под протекторат Польши, другая ее часть – под протекторат Дании.
В начале 1560 года русские войска в третий раз перешли границу и взяли сильнейший на восточном рубеже Ливонии замок Марненбург. Вслед за тем пал замок Феллин и еще восемь других, менее мощных крепостей. Только замок Венден, нынешний Цессис, еще продолжал сопротивление.
Воспользовавшись неудачами Ордена, против братьев-рыцарей восстали их крепостные крестьяне – латыши, и все это привело к дальнейшему ослаблению Ливонии и ее безоговорочному подчинению Польше. Часть же северных территорий Ливонии подчинялась новому королю Швеции Эрику XIV и его брату – герцогу Магнусу.
То обстоятельство, что русские войска за три года трижды входили в Ливонию и трижды уходили из нее, объяснялось непоследовательной политикой русского правительства, которое под влиянием Адашева не расширяло конфликт, а намерено было погасить его.
Так продолжалось до августа 1560 года, и неизвестно, как пошли бы дела дальше, если бы в августе в Москве не произошло событие, ставшее важной вехой в истории того времени. Но чтобы понять, что случилось, придется вернуться чуть-чуть назад.
Кары небесные и возвращение на круги своя
Иван – подозрительный, болезненно-мнительный, трусливый и очень осторожный, не лишенный к тому же известной проницательности – стал все чаще подозревать и Сильвестра, и Адашева, и других членов Избранной рады в сближении со старыми боярскими родами. Этого боялся он больше всего. Будучи еще и весьма суеверным, верившим в колдовство, сглаз и волхование, он многие события воспринимал и как наказания Господни, и как заговор темных сил – земных и небесных.
Иван считал, что Бог продолжает карать его и долгие годы после пожара. И через шесть лет, в 1553 году, дал обет посетить с царицей и своим сыном – царевичем Дмитрием, родившимся в октябре 1552 года, главные святыни Руси.
Дмитрий был третьим ребенком Анастасии и Ивана. До него родились две девочки – Анна и Мария, но обе умерли, не дожив и до года. Сын-первенец родился в то время, когда войска Ивана взяли Казань, и царь узнал об этом при победоносном возвращении в Москву.
Иван надеялся именно ему передать престол. Однако вскоре тщедушный, не достигший и года младенец умер. Эту смерть Иван воспринял как наказание Божие. Правда, 28 марта родился еще один сын – Иван, а через четыре года и их последыш – Федор, но Анастасии суждено было пестовать их очень недолго, ибо и она умерла 7 августа 1560 года.
Из-за того, что она болела всего три дня, лекари не могли сказать, какой недуг свел царицу в могилу, тут же пополз слух, будто ее отравили.
Все ученые сходятся на том, что смерть Анастасии сыграла ужасную роль в жизни царя, а сам момент ее кончины можно считать поворотным пунктом в истории России того времени.
Ниже, уважаемые читатели, вам предлагается несколько картин, позволяющих четко и наглядно представить себе, какою казалась тогдашняя действительность совершенно разным отечественным историкам.
Н. М. Карамзин о смерти Анастасии
«Небо готовило ужасную перемену в судьбе его и России. 13 лет он наслаждался полным счастием семейственным, основанным на любви к супруге, нежной и добродетельной.
Анастасия еще родила сына Феодора и дочь Евдокию; цвела юностью и здравием, но в июле 1560 года занемогла тяжкой болезнью, умноженною испугом. В сухое время, при сильном ветре, загорелся Арбат; тучи дыма с пылающими головнями неслись к Кремлю. Государь вывез больную Анастасию в село Коломенское; сам тушил огонь, подвергаясь величайшей опасности: стоял против ветра, осыпаемый искрами, и своею неустрашимостью возбудил такое рвение в знатных чиновниках, что дворяне и бояре кидались в пламя, ломали здания, носили воду, лазили по кровлям. Сей пожар несколько раз возобновлялся и стоил битвы: многие люди лишились жизни или остались изувеченными. Царице от страха и беспокойства сделалось худо, искусство медиков не имело успеха, и, к отчаянию супруга, Анастасия 7 августа в пятом часу дня преставилась… Никогда общая горесть не изображалась умилительнее и сильнее. Не двор один, а вся Москва погребала свою первую, любезнейшую царицу. Когда несли тело в Девичий Вознесенский монастырь, народ не давал пути ни духовенству, ни вельможам, теснясь на улицах ко гробу. Все плакали, и всех неутешнее бедные, нищие, называя Анастасию именем матери. Им хотели раздавать обыкновенную в таких случаях милостыню: они не принимали, чуждаясь всякой отрады в сей день печали. Иоанн шел за гробом: братья вели его под руки. Он стенал и рвался; один митрополит, сам обливаясь слезами, дерзал напоминать ему о твердости христианина… Но еще не знали, что Анастасия унесла с собою в могилу!
