Я поднял брови, не понимая. Но не было времени для объяснений. Янош махнул нам с Мэйном рукой, показывая, что пора уходить.
— Мортациус не оживляет, — сказал Янош, когда мы покинули зал. — Он делает из мертвецов беспрекословно послушных кукол, способных двигаться и понимать приказания! Он сам сказал мне об этом, когда заявил, что властвует над душами людей. И мы с вами были свидетелями того, как эта власть осуществляется. Он скармливает души этих несчастных своему черному божеству, а взамен получает от него магическую силу и трупы в качестве рабов.
Позади, из зала, донесся звук, с которым еще одну душу высосали из очередного горящего тела. Янош покачал головой. Поистине это был город ужасов.
— И получается, что с того времени, как нас пленили, мы не встретили здесь ни одного живого человека. Они все покойники! Все, за исключением Мортациуса.
И тут я вспомнил рану на горле чародея и шарф, которым он ее старательно прикрывал. Очевидно, исключений не было. Все были мертвы, включая и Мортациуса. Единственным живым хозяином этого края было то чудовище в трубе, и Мортациус был тут главным рабом. Я сообщил об этом Яношу, и он согласился со мной.
— А что же будет с нами? — сказал Мэйн. — Конечно, мы грешны перед богами, но еще не хочется умирать. Как нам избежать печи?
Замысел колдуна был ясен. Утром нам предстояло пополнить число мертвых рабов-автоматов. И мы станем движущимися и работающими трупами; и хоть я не сказал вслух, но задумался, а что же в таком случае будет с моей душой?
— Решение находится там же, в зале, — сказал Янош через несколько секунд. — Если мы пройдем сквозь этот огонь как живые люди, мы украдем его магию. Ведь Мортациусу нужны души мертвецов.
Это решение задачи было крайне опасным, но Янош, похоже, оставался, как всегда, прав.
— Остается, правда, одна серьезная загвоздка, — сказал Янош. — Когда все двадцать пройдут через огонь и выйдут с той стороны, Мортациус мгновенно узнает об этом. Несколько человек — скажем, мы трое — могут сбежать незамеченными. Но зато всем отрядом мы устроили бы ему такой звон, какого не производил ни один колокол.
Оказывается, Янош даже был готов пожертвовать своими товарищами. Что ж, его цель — Далекие Королевства — была превыше всего и оправдывала, по его мнению, любые средства.
— Единственный способ живыми попасть к ленте, ведущей в печь, — убить тех живых мертвецов, что охраняют ее, — сказал я, стараясь руководствоваться логикой, а не эмоциями. — А справиться с этим мы можем только все вместе.
— Наши силы и силы Мортациуса неравны, — заметил Мэйн. — Но лучше смерть в бою, чем в сонном плену у этого чудовища.
Янош кивнул.
— Ну, значит, так и поступим, — сказал он. — У меня руки чешутся сокрушить этого колдуна. Он нас прогнал по городу, как стадо баранов. Попробуем вырваться все вместе. И сделаем это как и подобает воинам.
Мы вернулись к остальным. Янош сообщил людям, что их ждет. И я был изумлен, что ни один не впал в панику и не стал задавать лишних вопросов. Возможно, пребывание в этом городе мертвых душ придало всем смелости не бояться гибели. Мужества добавила и новость об арсенале, обнаруженном Мэйном, где хранилось конфискованное у нас оружие. Сталь моей сабли была так же крепка, но я сомневался, будет ли она эффективна против уже мертвых врагов.
Страх придал нам силы этой ночью, когда живым людям впервые пришлось схватиться с этими несчастными бездушными созданиями, вооруженными кнутами и короткими саблями и едва соображающими, что происходит. В зале, куда мы ворвались с воинственными криками, стояла тишина, и наши противники во время всей этой яростной схватки продолжали хранить молчание. Мы их безжалостно рубили, а когда они падали, еще и пронзали копьями. Но когда мы бросались дальше, позади вставали поверженные. Мы убивали уже мертвых людей, и убивали их снова и снова. Мы отрубали им конечности, но у них оставались зубы, чтобы кусаться. Даже отрубленные руки, отыскав на полу сабли, вслепую продолжали искать нас, ползая по полу, как змеи. И потому приходилось перерубать каждый сустав, раскалывать каждую голову, крошить в куски каждое тело, стремящееся сбить нас с ног. Мы превратились в двадцать мясников, полуобезумевших от страха, мечущихся по скотобойне среди мяса, не предназначенного для еды, сражаясь даже не столько с этими молчаливыми несчастными созданиями, сколько с ненавистью сотворившего их колдуна.
В конце концов мы покончили с этой кошмарной работой. Одеяния наши пропитались кровью, вместо лиц были кровавые маски. Каждый понимал, что эту кровь с нас не смыть даже целой рекой чистой воды. Но иначе поступить было невозможно. Ужасный рок поставил нас в эти обстоятельства, но желание жить требовало выхода.
Теперь впереди ждала печь, а в ней — демон, питающийся душами. Янош встал рядом с лентой, со звоном движущейся сквозь адский огонь, поджаривающий души, чтобы угодить вкусу демона. Янош уговаривал нас поторопиться, и мы потащились к печке, словно неуклюжие рабы Мортациуса. Я глянул вдоль ленты и увидел подпрыгивающие в нетерпении языки голубого пламени и услыхал щелканье зубов демона наверху. На той стороне этого страшного конвейера, сказал Янош, ждет спасение; на этой — вечное рабство. Он сказал, что пойдет первым, чтобы доказать верность своей догадки, и предупредил, чтобы мы поскорее последовали его примеру, ибо он чувствовал, что чародей не дремлет. Я должен был по плану Яноша идти последним.
И тут один холодный, рассудочный довод заставил меня поразмыслить и обернуться. План Яноша казался хорош, но его надо было перевернуть с головы на ноги; ведь если Янош ошибается и эта ошибка отберет его у нас, то мы останемся без защиты перед гневом чародея. Первым должен идти я, а Янош последним… если я выживу. И тут я понял, что смотрю в печальные и полные знания глаза незримо стоящего рядом Халаба. Он прошептал теплые слова поддержки, согревая меня от холода доводов рассудка. Халаб оставался рядом со мной, когда я подошел к Яношу и остановил его, уже собиравшегося взобраться на ленту. Когда я представил свои логические соображения, Халаб улыбался мне одобрительно. Янош заспорил, но в конце концов согласился со мной. Эмоции редко одолевали его. Но я успел заметить слезы, когда он отвернулся, чтобы скрыть их. Затем он обнял меня и прошептал, что я — единственный, кто поверил ему с самого начала. Он назвал меня другом и братом и поблагодарил за доверие. Я позволил себе принять эту ложь, понимая, что в сундучке, где он хранит такие сокровища, отнюдь не битком набито. За все то время, что я знал Яноша, я еще не встречал ни мужчины, ни женщины, которых он назвал бы настоящими друзьями. Я понимал, что человек ему может только нравиться, но он никогда никого не полюбит, поскольку выбранная им жизненная цель все остальное в его глазах лишала ценности. Я держался сейчас за руку Халаба, и именно эта рука поддерживала меня, когда я двинулся по громыхающей ленте, и именно Халаб шептал мне на ухо, что моя рыжая удача собьет с толку поедателя душ. Янош остался сзади, а Халаб находился рядом, когда конвейер потащил меня в огонь.
Я был брошен в страшный жар, который украл воздух прежде, чем я успел вдохнуть; высушил мои силы раньше, чем я успел собраться с ними. Жар обрушился молотом, разбив меня, как яйцо, одним ударом; в течение нескольких секунд он сокрушил меня, превратив в трепещущую массу, ощущающую лишь боль и страх. Огонь плевался, ревел, и меня несло в туннель, где со, всех сторон кусались змеи голубого пламени. Я чувствовал, как с меня содрали плоть, и теперь пламя набросилось на обнаженные нервы; а когда и они превратились в золу, колдовская печь вскипятила мою кровь и расколола кости, чтобы добраться до костного мозга. Все, из чего я был сделан, даже крик, было пожрано огнем. Если у меня что и оставалось, так это глаза, чтобы видеть жующую пасть демона, уши, чтобы слышать клацанье зубов, и душа, охваченная пониманием настоящего, наполненного болью, и будущего, наполненного страхом. Затем надо мной склонился Халаб, заслоняя меня от взора демона. Он запел песню, ту, которую я больше всего любил в детстве, и звуки ее заглушали все громыхавшее вокруг. Он поглаживал мое исстрадавшееся тело, и я чувствовал, как восстанавливаются и нервы, и кости, и кожа. Затем он сказал мне, что осталось совсем немного, чуть-чуть потерпеть… и все закончилось. Я почувствовал громадное облегчение и то, что остался невредим. И тут я понял, что на какой-то момент душа действительно покидала мое тело. Оно с радостью приветствовало ее возвращение. И мгновение спустя я спрыгнул с ленты таким окрепшим и бодрым, как никогда в жизни. Я закричал своим спутникам не бояться ревущего пламени и поторопиться вслед за мной. Ведь нам еще предстояла схватка с чародеем.
