Двумя высокими ударами ноги Ньянгу превратил лицо пятого в кровавое месиво. Обхватив лицо руками и всхлипывая, тот поплелся прочь.
Последний, подняв обе руки, пятился от Эрика, надвигавшегося на него с дьявольской ухмылкой.
— Нет-нет-нет, — скороговоркой повторял он. — Я ничего, меня не касается, я ни при чем…
— Тогда проваливай к черту!
Уговаривать его не пришлось. Но, отбежав метров на десять, он на бегу стал вопить:
— Полиция! На помощь! Полиция!
Ньянгу помог мальчишке подняться.
— Лучше тебе уносить отсюда ноги, дружок!
'Раум с ненавистью посмотрел на Ньянгу, плюнул ему в лицо, прыснул в аллею и был таков.
— Очень мило, — пробормотал Ньянгу, утираясь рукавом. — Доблесть — сама себе награда. Теперь это ясно, как сто чертей! Давайте шевелить ногами, пока не материализовался закон.
— Ого! — удивился Ньянгу, когда они подходили ко входу в неправдоподобно шикарный отель. Из роскошных подъемников выходили кричаще богатые пассажиры, повсюду суетилась гостиничная обслуга в униформе. — Вряд ли в этой золотой берлоге будут рады четверым солдатам.
— Тем не менее здесь мы и встретимся с твоим другом, — сказал Пенвит. — Думаю, у нас хватит денег заказать здесь коктейль для нашей дорогой Энджи.
Они замедлили шаг, предприняли попытку принять подобающий вид и вошли в «Шелбурн». Вестибюль был заставлен огромными старомодными кожаными креслами, отделан темным деревом и украшен гравюрами, изображающими людей в красных куртках, сидящих на каких-то четвероногих тварях, которые прыгают через барьеры.
— Интересно, где бы тут мог быть бар? — поинтересовался Ньянгу.
— Знакомых я тут наверняка не встречу, — сказал Тон Майлот. — Давайте сматываться. По мне, так лучше с полицией разговаривать.
Клерк в регистрации, заметив их, поджал губы. Но присмотревшись, вдруг сделал улыбку:
— Мистер Пенвит! А я и не знал, что вы теперь на службе!
— Я понял, что это мой долг как патриота! — ответил Эрик, еще сильнее, чем обычно, растягивая слова и приняв самое гнусно-надменное выражение, на какое только был способен.
— Конечно-конечно. Очень рад вас видеть, мистер Пенвит. Собираетесь у нас поужинать?
— В настоящий момент, — продолжал Эрик, — мои намерения несколько туманны. По правде говоря, мы надеялись застать здесь нашего друга. Некто мистер Янсма.
— Да, сэр, — откликнулся клерк. — Он въехал около часа назад. А вы, должно быть, и есть те люди, которых он распорядился встретить! Номера вас ждут. Шесть комнат с видом на море… Мне удалось разместить всех вас на одном этаже, на десятом… Как жаль, что мистер Янсма не предупредил, что среди гостей будете вы, мистер Пенвит! Не угодно ли расписаться вот здесь… Как поживают нынче ваши родители?
— Они все больше на внешних островах, — ответствовал Эрик. — В главном особняке, на Высотах, уже давно никто не живет.
— Вот как! — удивился клерк, передвигая архаический регистрационный гроссбух к остальным. — Что ж, это объясняет, почему я некоторое время их здесь не замечал. Мы очень рады приветствовать всех вас в «Шелбурне»!
— Я распорядился, чтобы с базы привезли ваши вещи, — сказал Гарвин, лежа на кровати. — Все, кроме лохмотьев.
— Наверное, тебе попался кто-то очень богатый, — предположила Энджи.
— И тупой, — добавил Тон Майлот.
— Именно так, — ответил Гарвин. — А теперь идите почистите зубки. Назначаю всем рандеву в баре через полчаса.
Ньянгу ненадолго задержался.
— Ты произвел очень сильное впечатление на наших друзей, — сказал он.
— Друг мой Ньянгу! Мне удалось произвести впечатление даже на самого себя. Я играл так, как будто сам напечатал эту колоду. А это дурачье с восторгом вручало мне деньги мешками. Наверное, думали, что идет честная игра. Так что уже можно сказать, что в этой увольнительной мы будем выглядеть достойно. В этой жизни я понял одну важную вещь, — добавил он. — Богат ты или беден, но хруст купюр в кармане сильно повышает настроение.
С неподвижным лицом Ньянгу рассматривал свою комнату. Его внимание останавливалось то на занавесках из натурального шелка, то на пульте коммутационного центра, то на рядах бутылок в баре, то на тихом предзакатном море за окном.
«Такого у меня никогда не было, — думал он. — И я даже не знал, что когда-нибудь…»
Раздался чуть слышный, вроде поскребывания, стук в дверь. Ньянгу открыл. На пороге стояла Энджи, с небольшой сумочкой в руках.
— Ты готов идти в бар? — спросила она.
— Ну-у… — неопределенно протянул Ньянгу.
— Я сказала Гарвину, что мы, возможно, задержимся.
— Э-ээ?
— Не знаю, как у тебя, — сказала она, — но у меня на первом месте не жажда, а озабоченность.
— М-мм…
— Нет желания мне как-нибудь с этим помочь?
Она встала рядом с кроватью, расставив ноги. Медленно прошлась пальцами по пуговицам гимнастерки и бросила ее на пол. Из-под черного кружевного лифчика выпирали тугие, возбужденные соски.
Раздеваясь, Ньянгу наблюдал, как она снимает ботинки, носки, шорты, ложится на кровать, положив одну ногу на простыню, а другую согнув в колене.
— Ну? — прошептала она.
Ньянгу подошел к кровати и лег рядом.
— Быстровато, — сказала она через несколько минут.
— Извини, — ответил Иоситаро. — Давно не упражнялся.
— Не надо извиняться, — прошептала она. — По-моему, ты снова готов.
— Пытаюсь, — сказал Ньянгу. — Положи мне, пожалуйста, ноги на спину. Посмотрим, как оно будет.
Энджи так и сделала и потянулась влажными губами к его рту.
Этим вечером до бара они так и не дошли.
— Ты бы хоть причесался, — с усмешкой сказал Эрик на следующее утро, разливая кофе.
Ньянгу зевнул и ответил малопристойным жестом. Энджи поджала губы.
— А этот, — Эрик ткнул пальцем в Гарвина, — вообще выглядит как вонючая лужа.
— Чувствую я себя еще хуже, чем выгляжу, — простонал Гарвин.
Тон Майлот сдавленно захихикал:
— Сидели вчера в баре, ждали всех…
— … и пили, — добавил Эрик.
— И пили, — продолжал Тон. — И вдруг оказалось, что все уже страшно пьяные.
— Неправда, — возразил Гарвин. — Я, например, вполне соображал. До какого-то момента.
— До какого-то момента соображал, — подтвердил Эрик.
Ньянгу осмотрел Янсму с головы до ног.
— А потом что? Споткнулся об носорога?
